29

Мне не терпится скорее оказаться на работе, но вовсе не для того, чтобы трудиться в поте лица. Меня больше интересуют мои подозреваемые. Места себе не нахожу от волнения! Я пережила худший субботний вечер, если не считать тот, когда с шампуня соскочила крышка и содержимое выплеснулось мне в лицо. Три часа жизни на ощупь под издевательский смех Хьюго! Он и на секунду не отвлекся от своего телесериала, чтобы помочь мне. А ведь я на него тогда даже не обиделась… Но поскольку настало время подводить итоги, это воспоминание дополняет список. Мужчины справедливо упрекают нас в злопамятности. Да, мы такие. Уж позавчерашний вечер я буду помнить до конца своих дней.

Я рассчитываю, что виновник явится в мой кабинет. Тот, кому я обязана своим желанием умереть прямо на вокзале, возможно, будет стыдливо прятать взгляд, и это позволит его разоблачить. Петула докладывает, что все на местах, кроме Эмили. Странно, Эмили никогда не опаздывает.

Когда я прохожу через опен-спейс, Валери делает мне знак. Она старается, чтобы ее жесты выглядели незаметными, однако они немедленно привлекают всеобщее внимание.

– Привет, Валери. В чем дело?

Она показывает мне расчетную таблицу на экране своего компьютера и говорит громко, чтобы все ее слышали:

– Посмотри, у меня здесь количество не совпадает с плановыми затратами на почтовые отправления…

И тихо добавляет:

– Подойди ближе и притворись, что тебе интересно. Я все придумала.

– Что?

– Как узнать, что лежит в папке.

– Отлично.

– Нам даже не придется в нее заглядывать! Мы сделаем так, что Дебле сам расскажет нам о ее содержимом.

Вот в этом я сильно сомневаюсь.

– Так что ты придумала?

– Как по-твоему, что в этой папке может быть самого плохого?

– План окончательного переноса производства в другую страну, закрытие этого здания и увольнение всех нас.

– Я тоже пришла к этому выводу. Ну так вот: мы навестим Дебле под каким-нибудь предлогом – это я беру на себя. В его кабинете я упаду и начну кататься по полу, схватившись за голову. И стонать все громче и громче, словно меня посетило видение. Застыну на месте с безумным взглядом и скажу, что вижу, как нашу контору закрывают и все становятся безработными. Вижу нищету, плач, повешенных и енота, которого принесли в жертву в конференц-зале… По его реакции мы поймем, верны ли наши предположения!

Я смотрю на Валери. Подобно сделавшей стойку охотничьей собаке, она все еще указывает на таблицу, которая не имеет ко мне никакого отношения. Валери в полном восторге от своей гениальности.

– Ну как? – спрашивает она.

– Слушай, мне очень хочется сказать, что идея классная – хотя бы для того, чтобы увидеть все это своими глазами. Но в твоих интересах, да и в наших тоже, придумать что-нибудь не связанное с паранормальными явлениями.

– Нет, нет, ты не поняла! Я притворюсь. Я же не ясновидящая. Просто сделаю вид, чтобы он мне поверил!

И Агентство национальной безопасности выложит в интернет очередное фото с немного измененным комментарием: «Некоторые люди выглядят глупее пьяных морских свинок: посмотрите на еще одну женщину».

– Валери, я тебя очень люблю, но ты должна пообещать мне, что не сделаешь этого.

– Почему? Он будет так удивлен, что выдаст себя с головой. Он испугается!

– Это точно, и тут я с ним солидарна.

– Но чем я рискую?

– Прибежит Нотело и начнет брызгать на тебя святой водой, либо они упрячут тебя в психушку. Кстати, одно другому не мешает.

Валери выглядит разочарованной.

– Ты уверена, что это плохая идея?

– Абсолютно. Будем думать дальше. Тем не менее я оценила твое воображение и способность к планированию: нам повезло, что ты с нами.

Мой комплимент смягчает ее разочарование. Она выглядит умиротворенной. Уф, кажется, я выпуталась. В этом вся Валери – она способна два года изучать язык глухонемых ради любимого человека, прежде чем обнаружит, что он вовсе не глухой, а слепой. И снова бросится в бой с удвоенной энергией. За одно это я бесконечно ее уважаю и завидую ей.

Возвращаясь к себе, я замечаю, как кто-то незнакомый заходит в кабинет Эмили. Если к ней пришел посетитель, значит, она уже на месте. Я иду туда.

Но это не незнакомец. Это сама Эмили в совершенно неузнаваемом виде. На ней черные очки, прическа не такая, как обычно, и одета она словно на похороны. Сразу видно: что-то не так.

– Эмили, что случилось?

– Закрой дверь. Мари! Я совершила огромную глупость. В любую секунду может явиться полиция. Смотри, я не надела браслет, который ты мне подарила, чтобы его не поцарапали наручники. Поклянись, что будешь навещать меня в тюрьме…

Она прислоняется к стене, сотрясаясь в рыданиях.

– Черт возьми, Эмили! Ты наконец расскажешь, что произошло?

– Помнишь, я говорила тебе, что в театральном клубе остался только преподаватель и что это самый крайний вариант…

– Тот, которого ты описывала как похотливого старикана с мерзкой рожей? Ты что, влюбилась? Ничего страшного, любовь зла, но…

– Я его убила.

– Что?

– Вчера у нас была репетиция, а потом он пригласил меня к себе, якобы для того, чтобы поработать над ролью… Можно подумать! Мне и так казалось, что он слишком часто помогает девушкам научиться «владеть телом», как он это называет, во время своих глупых постановок.

– И что ты сделала?

– Когда мы пришли к нему, он налил мне вина и показал свою коллекцию современного искусства: картины, скульптуры – все совершенно гнусное. Мазня и груда каких-то нелепых обломков.

– Эмили, плевать на это! Что ты с ним сделала?

– Мы спокойно пили. Потом он поставил свой бокал, подошел ко мне вплотную и прошептал: «Я не мылся три дня и сейчас овладею тобой, как животное».

– Какая гадость!

– Полностью согласна. Он набросился на меня. И тогда я схватила что под руку попалось и изо всех сил его стукнула.

– Куда?

– По голове. Он упал, как растаявшее мороженое из рожка. Кстати, и звук был такой же.

– А потом?

– Я испугалась и убежала. И даже не подумала о том, чтобы стереть отпечатки. Вот дура! А еще смеялась над твоими лыжными перчатками! У тебя были хотя бы они! Я вернулась домой и всю ночь провела в прострации, ожидая полицейских.

– Ты оставила его валяться на полу?

– Ну да. А ты что, хотела, чтобы я делала этому козлу искусственное дыхание?

– Чем ты его ударила?

– Не знаю. Одной из его дрянных статуэток. Что за нелепая затея – коллекционировать уродливые штуковины с кучей острых углов! Собирал бы коллекцию плюшевых мишек или цветов, и голова была бы цела и невредима. Этот аргумент можно выдвинуть перед судом присяжных? Он ведь сам во всем виноват.