Чарльз накрывает мощными лапами травинку и смотрит на меня с такой восторженной гордостью, как самый великий охотник, что я прыскаю. Лоск, высокомерие и аристократизм исчезли, стоило появиться какой-то движущейся травинке.

Перехватываю взгляд Гранта. Он переводит взгляд то на меня, то на Чарльза и задумчиво отзывается:

— Да, да, я слушаю… Я понимаю, мистер Чау, но и вы меня поймите…

— Ай! Да играю я с тобой, играю!

Властный котище недоволен, что я загляделась на Гранта в плавках. Получила когтем по пальцу, ух! Рассек, зараза, до крови.

—Не буду больше с тобой играть! Так и знай.

Ложусь обратно на шезлонг и закрываю глаза. Чарльза хватает ненадолго. Лежу и стараюсь не смеяться, но получается плохо. Очень щекотно, потому что Чарльз то и дело поднимается, передними лапами упираясь в шезлонг, и тыкается то в плечо, то мне в щеку усами. Извиняется так, видимо.

Потрепав кота по загривку, снова поднимаюсь и иду на кухню. Невозможно на него долго злиться. В ящиках на кухне нахожу какую-то нить, видимо, для мяса. Плотная, крепкая, сойдет. Съев конфету, беру фантик и обвязываю веревкой. Чарльз от нетерпения аж пляшет на месте всеми четырьмя лапами. Дай же мне это, женщина, дай сейчас же!

Будто случайно роняю фантик и бегу обратно к бассейну. Кот несется следом, сбивая мохнатой задницей даже шаткий высокий стол. Лампа на столе принимается шататься, а я успеваю ее поймать в самый последний момент.

— Ну ты разрушитель, Чарльз! Не всем вот так позволено бить вещи в домах миллионерах, знаешь? Другой хозяин давно бы тебя на коврик пустил. Идем во двор, пушистый мамонт.

Чарльз весит под пятнадцать кило, а когда носится, то и дело норовит прыгнуть выше, на мою руку, хотя носиться надо за бантиком. Мне приходится то и дело уворачиваться от его когтей, и прилетает мне даже чаще, чем бантику.

Но когда бантик исчезает из-под его лап, у него на морде появляется такое ошарашенное и умильное выражение лица, что я не могу сдержаться. Как ты могла забрать это чудо, от меня?! Смеюсь и бегу от него все дальше и дальше по траве, а он, как самый настоящий рыжий тигр, летит следом.

Я поскальзываюсь на мокрой траве и падаю, не больно, но обидно. Бантик падает рядом, и кот озадачено трогает лапой застывшую игрушку. Потом даже бьет лапой меня. Легонько. Играй, мол. Беги. Мне понравилось.

Касаюсь его макушки, а он вдруг ныряет мне под руку, трется спиной о мою грудь, обхватывает хвостом руку, скользит кончиком по спине. И все это с довольным урчанием, что я глажу его все смелее. По спине, замечая темные полоски и вкрапления белого подпушка. Очень красивый кот.

Только тень Гранта, которая падает на меня, возвращает меня с небес на землю. Это что я делала? Пыталась подружиться с чужим питомцем? Зачем?

Убираю руку и не реагирую на то, что Чарльз настойчиво зовет бантик, который лежит на траве и не двигается. Поднимаюсь на ноги.

— Ну что? Удалось выяснить, как его выключить?

— Нет.

Грант мрачен, как туча.

— Есть только один вариант — сегодня вырубить освещение во всем доме. Представляешь? Я заплатил полтора миллиона за эту систему, а оказалось, что программа камина прошита в какие-то такие дебри, которые просто так отдельно не вырубишь. Если в доме горит свет, то и жаровня тоже включается! Поэтому я сказал им, пусть вырубают.

— Что?! Ты согласился просидеть весь вечер в темноте? — мои глаза сейчас на лоб полезут.

— А что оставалось? Они обещали связаться с производителем в Японии и решить вопрос до завтра. А сегодня да, после захода солнца никакого электричества. Так что поставь заряжаться все, что тебе нужно, прямо сейчас.

— А ужин? Духовка электрическая и плита тоже.

— Поедим сейчас, а вечером, значит, будем пить вино с сыром. Пиццу сюда мы не закажем. Если только ее не доставят на вертолете.

Он стоит так близко, что я вижу свое отражение в его глазах, а во рту моментально скапливается слюна, так сильно хочется провести языком по его груди, пробуя на вкус горячую кожу. Никто из клиентов для меня такого еще не делал.

— Все в порядке? — хрипло спрашивает Грант.

Киваю.

— Ладно. Я тогда пойду в кабинет, должны еще позвонить по работе.

Опять просто киваю в ответ. Он же не отпрашивается у меня, верно?

Сглатываю вопрос про музыку и заталкиваю обратно в темные углы любопытство о том, что там, в кабинете, под чехлом. По форме больше напоминает рояль, который Грант почему-то прячет. Не могу удержаться и снова смотрю на его пальцы, которые вчера так удивительно порхали над клавишами.

Он не уходит. Смотрит на меня сверху вниз, ведь я без каблуков. И так он выше на меня целую голову. И каждая секунда, что мы стоим так близко, словно стежок крепкой нитки. Стягивает все сильнее.

Не хотела играть с котом, но стоять рядом с ним опасно, а не натворить глупостей еще сложнее. Впереди нас ждет темный вечер — я, Грант и вино. Тогда натворить глупостей будет еще легче.

Наклоняюсь и снова берусь за игрушку.

Чарльз при виде ожившего бантика летит обратно ко мне через весь двор. Веревки из меня этот кот уже вьет!

Только, когдая убегаю, Грант, тряхнув влажными волосами, все-таки заходит в дом.

Мы стоим на террасе, у каждого в руках вино. Кот так и норовит стащить еще один кусок сыра с оставленной без присмотра на низком столике тарелки, а я не могу отделаться от ощущения, что сейчас у меня персональный новый год.

— Три… Два… — отсчитывает Грант.

Мы стоим спиной к темной долине, которая сейчас тонет в темноте, и лицом к дому, который снова светится так, как будто здесь отмечает все праздники мира. Карамельное свечение наполняет гостиную так, что кажется, вот-вот хлынет за ее пределы, а огонь в черной блестящей жаровне вот-вот зажжется.

— Один!

Сердце пропускает удар.

В доме ничего не меняется. В нем по-прежнему освещен каждый чертов дюйм. Ничего не произошло, тебя обманули, хочется крикнуть, но в этот же миг свет гаснет. Полностью. Везде. Даже подсветка бассейна меркнет, и теперь это не красочный сапфировый прямоугольник, а черная застывшая лужа нефти. Мы с Грантом стоим теперь в кромешной темноте и тишине, и слышно только, как чавкает Чарльз, расправляясь с очередным украденным куском сыра.

— Я ничего не вижу, — говорит Грант шепотом. — Жаклин, ты где?

Он издевается. Конечно, издевается, когда залпом осушает свой бокал и ставит его на столик, а потом вытягивает руки и якобы случайно накрывает мою грудь. Даже правдоподобно хмурится, пытаясь угадать, какая это часть моего тела.

— Это что? Плечо? Колено?

Я смеюсь уже в голос. Его пальцы словно невзначай сдвигают платье, под которым у меня нет белья. Трусики есть, а вот бюстгальтера нет.