лейтенанте Фольке, который позднее написал прекрасную книгу «Волки»[200], а также о его австрийском товарище по побегу: им действительно удалось бежать из Сибири и проделать далекий путь до Мосула. И с самого начала бросалось в глаза, что этот австрийский беженец в Мосуле ни в австрийские, ни в германские части не являлся, ведь тогда он не появился бы внезапно здесь, в Баку, да еще с таким риском. Напрашивалась версия о шпионаже на деньги врага. И он совершенно потерял над собой контроль, когда я вдруг сказал ему, что провел в Мосуле почти год, а вот он точно никогда и быть не мог. Он так и не ответил на последний вопрос, зачем же тогда он пошел на эти фантастические выдумки. Я приказал посадить его под арест и заявил, что считаю его шпионом. Ночью он отравился дозой морфия, а утром его нашли мертвым в камере.

В Александрополе я доложил Халилу о своих впечатлениях и предложил ему отправиться вместе со мной и Нури под Баку и там наконец под нашим руководством довести вопрос о судьбе этого города до благополучного завершения. Без овладения Баку все наши приготовления не имели смысла.

7 сентября мы выехали из Александрополя, а 8-го Нури с его свитой сел в Гяндже в наш поезд, 9-го все мы прибыли в штаб-квартиру Нури под Путой[201].

Но этот вариант стал возможен только благодаря родственным связям 37-летнего[202] Халила и 29-летнего его племянника Нури. Однако без интриг и стоивших массы времени разговоров не обошлось, пока Нури утром 12-го наконец не согласился безоговорочно на мой план атаки. Ревность его совсем молодых штабных офицеров и турок из моего же штаба из-за моего влияния на Халила заставляла его постоянно колебаться, пока наконец последний не сказал ему: «Поверь мне, Нури, я ведь твой лучший друг, а потому советую тебе только лучшее. Я знаю Параквин-бея, ты вполне можешь на него положиться. Предложение его хорошее, так что должно получиться. Твои юные советники неопытны. Подумай только, речь идет о твоей военной славе!» И эта апелляция Халила удалась. Вот теперь-то приказы начали готовить.

10-е число было занято тщательной рекогносцировкой на местности на западном и северном фасе обороны города. Несмотря на самые настойчивые мои предупреждения, к обоим пашам присоединилась свита из тридцати офицеров на семи автомобилях. Даже военный министр Азербайджана, бывший адвокат в форме турецкого генерала[203], – его позднее казнили большевики, – а также бывший русский генерал Али-паша, татарин[204], тоже были с нами в качестве гостей. О прикрытии от возможной атаки противника совершенно не думали.

Когда мы только проехали один овраг, сидевший передо мной Нури вдруг закричал в крайнем отчаянии: «Gelior! Gelior!» («Он идет! Он идет!») и сделал вид, что готов выпрыгнуть из машины. Все тут же остановились, выбежали из автомобилей и поспешили в укрытие. И лишь теперь я заметил, что высоко в небе находится английский летчик. Обнаружил ли он нас, я не знал, однако безответственные разъезды в ходе этой рекогносцировки от противника, естественно, не укрылись. Английский командир еще перед наступлением заявил датскому консулу[205], что предстоит атака именно с запада.

11 сентября прошло в бесконечной болтовне Нури и всех офицеров и адъютантов его штаба. Я постарался держаться от этих бесполезных речей подальше. Лишь утром 12-го благодаря вмешательству Халила – как уже было сказано выше – решение было принято.

Мой план наступления был прост. Он предусматривал отвлекающий удар с севера на Баладжары силами одного полка пехоты и одной батареи. Одновременно переходили в основную атаку 6-ю пехотными полками и всей артиллерией с запада в направлении на господствующую гряду высот за окраиной Баку. Как только мы выйдем на этот хребет, город и порт на всем его протяжении окажутся у нас как на ладони.

Тактические условия для наступления с запада были столь же благоприятны, как не благоприятствовали они удару с севера или с северо-запада. Наблюдательные пункты артиллерии с запада с имевшейся в нашем распоряжении высоты охватывали всю полосу атаки до восточной оконечности плато, за которым уже возвышались башни городских строений. Можно было координировать ведение артиллерийского огня и до последнего поддерживать на самой эффективной дистанции, от 1200 до 3200 м, наступление пехоты. Артиллерию затем можно было подтягивать по кратчайшему пути. Было особенно важно, как можно скорее подчинить командованию пехоты горную артиллерию, чтобы она выдвинулась вперед. Пехоте предстояло преодолеть лишь небольшой участок, чтобы выйти на позиции, возведенные противником на западной окраине упомянутого плато.

Я предлагал двинуться вперед еще за полчаса до рассвета, пока узкую долину, отделявшую нашу гряду холмов от позиций противника, где проходила железная дорога, еще покрывают сумерки. Дистанция, которую надо было преодолеть в ходе атаки пехоты до ближайшего края плато, составляла по прямой около двух километров. Открытые фланги полностью контролировались нашей артиллерией. Можно было за день добиться поставленных перед пехотой целей и этим тогда же решить участь Баку.

Судя по нашей проведенной с земли рекогносцировке – ведь авиации у нас не было, а у противника – два разведывательных аэроплана, позиция противника на западном крае плато состояла из плохо оборудованных рядов окопов, причем вторая их линия шла с юга на север через центр, а третья – вдоль восточного края плато. Проволочных заграждений обнаружить здесь не удалось, хотя они вполне могли быть на северо-западном участке обороны города.

Господствующая высота Волчьи ворота с южного фланга контролировала большую часть полосы наступления. Однако она была слишком далеко, чтобы с нее действовать пехотой. От огня обоих установленных на ней 150-миллиметровых орудий атакующая пехота легко могла укрыться на этой изобилующей впадинами и оврагами местности.

Местность на поле боя укрытий не давала. Вся эта округа Баку, безлесная и лишенная кустарника, очень напоминает месопотамские степи и полупустыни.

Противника оценивали в 18 тысяч вооруженных армян, по большей части – служивших некогда в русской армии, а также в 500 великороссов генерала Бичерахова[206] и в 1200 англичан генерала Данстера[207]. Я считал, что численность армян сильно завышена. Однако уж в любом случае здесь не могло быть и речи об укомплектованных регулярных войсках, а лишь о горстке ополченцев. Они были разделены только на батальоны, что в целом делало руководство ими в бою невозможным.

Бои на грязевом вулкане только подтвердили мои подозрения, что боевой дух противника вряд ли можно полагать высоким. Так как у него было лишь 20 орудий, а мы наши 43