пушки смогли задействовать, координируя огонь, я очень много ждал от этого перевеса в артиллерии, в том числе от чисто морального ощущения.

Правда, на основе найденной мною впоследствии в Баку английской карте авиаразведки я узнал, что у противника тоже было около 40 орудий, сведенных в различные английские и русские батареи.

Турецкое командование – прежде всего, Нури – не осознавало этого морального превосходства, основанного на оценке противника как явно второсортного. Оно исходило лишь из простой численной пропорции 6–7 тысяч турок против по меньшей мере 20 тысяч врагов[208]. Так что до последнего в своем руководстве боем не могли избавиться от гнетущего впечатления, что согласились на атаку значительно превосходящих сил без существенных гарантий успеха.

Утром 13 сентября паши вместе со штабами отправились на господствующую над полем битвы высоту, чтобы уже до конца сражения оттуда не выезжать. Там же избрали днем атаки 14-е и около 5 часов вечера отдали последние приказы.

Было ясно, что, несмотря на все разговоры, об основательной подготовке, – в том смысле, что мы придаем этому понятию, – особенно о предварительных действиях артиллерии, и речи не шло. И это упущение должно было стоить нам лучших плодов победы. Но, учитывая технические трудности и чувствительность Нури и его штаба, сильнее повлиять на то, как отдавались приказы в турецких войсках, я и не пытался. К тому же в командном отношении Исламская армия нам не подчинялась, ведь ею распоряжалось непосредственно Верховное Главнокомандование[209].

Вечером 13-го мы завернулись в шинели и легли спать прямо на песок. Кругом ни шороха. Никакой стрельбы.

Вдруг около двух часов в кромешно-темной ночи по ту сторону подножия плато раздались дикие крики: «Аллах! Аллах!» Турецкая пехота уже преодолела дно долины, а противник не дал ни единого выстрела, так что теперь пошли на штурм. И только выстрелы в порядках вражеской пехоты поблескивали, а вражеская артиллерия вела беспорядочный огонь по площадям. С турецкой же стороны артиллерия в дело не вступала, ведь попросту ничего не видели. Постепенно огонь стих. Наступила тишина.

На мой удивленный вопрос, что же должна означать эта преждевременная атака, я в итоге получил ответ, что одному лейтенанту поручили выяснить, когда же встает солнце. Тот сказал, что около половины четвертого будет светло. В связи с этим в Исламской армии назначили начало атаки на два часа ночи.

Но никакое возмущение этим легкомысленным и дилетантским исполнением моих указаний уже помочь не могло. Эффект неожиданности был сорван. О реализации атаки при свете дня более речи не было. Противник теперь был настороже и имел время для контрмер.

Постепенно огонь оживился. Взлетали осветительные ракеты. Взрывались ручные гранаты. Местность с Волчьих ворот обыскивал прожектор. Наконец, вновь зазвучали призывы к Аллаху. Турецкая пехота заняла передние плохо оборонявшиеся позиции.

И вот теперь потянулось долгое и томительное для турецкого командования время, ведь лишь около пяти часов наступил рассвет. На второй линии обороны противника поблескивали выстрелы винтовок, а его артиллерия беспорядочно вела огонь по площадям. Кое-где на передовой показались и пулеметы, а взрывы ручных гранат показывали, что они остались по меньшей мере у части вражеского гарнизона. И все же постепенно место прорыва расширялось. Огонь на передовой стихал.

Как выяснилось уже на заре, храбрый 56-й турецкий пехотный полк в ходе бравого порыва смог использовать смятение противника и вслед за ним ворвался на вторую линию позиций. А вот наступавший правее его 9-й пехотный полк так и остался на первом рубеже. Более смелый противник смог бы поставить в очень тяжелое положение 56-й полк, в одиночку вклинившийся глубоко в его оборону.

Большие клубы тумана, что тянулись с Каспийского моря над полем боя, вплоть до семи часов не позволяли вести планомерную артиллерийскую подготовку. На все мои настояния – использовать эту паузу и темноту, чтобы сразу же доставить хотя бы некоторые батареи на взятую высоту, – реагировали с большим опозданием. Весь день мне постоянно приходилось убеждать выдвинуть вперед артиллерию. Изобретались в связи с этим любые отговорки. Дошли даже до утверждения, что артиллерия попросту не может взобраться на склон напротив нас. Я предложил взять на себя личную ответственность за то, что это возможно. Однако кто же из этих молоденьких дилетантов хоть раз вел батарею по местности, хотя у нас это может сделать любой посещавший военную академию и из всех родов войск? Настояния с моей стороны вызывают, казалось, эффект, лишь обратный желаемому. В конце концов пожали плечами и уступили. Позднее оказалось, что артиллерия, включая 105-миллиметровые гаубицы, без затруднений может быть вкачена на плато.

К тому же не могло быть и речи о скоординированном руководстве. Один молодцеватый подполковник Кемаль-бей, который командовал батареей, а потом месяц – дивизионом, благодаря его хорошим связям в партии и своим угодливым манерам, быстро превратился в командующего артиллерией 18-го корпуса в Месопотамии и позднее – в Исламской армии. Нури взял его с собой после визита в Мосул, откуда он выехал, чтобы основать республику Азербайджан. Один замечательный артиллерист из моего штаба, германский майор и османский подполковник Вельш, по моему указанию и после рекогносцировки на местности разработал хорошо обдуманный план ведения огня. Он был вежливо принят, но ни в коей мере не учтен. Я смог выяснить у одной из находившихся поблизости и ведших огонь гаубичных батарей, что она вообще не получала указаний от командующего артиллерией, а попросту вступила в бой по собственной инициативе. Никакой концентрации огня артиллерии на решающих участках фронта не наблюдалось.

Когда окончательно рассвело, постепенно начались и относительно связные боевые действия. Турецкая пехота в ходе боев продвигалась вперед медленно, ведь она получала крайне недостаточную артиллерийскую поддержку. Передачу любых указаний крайне замедляло почти полное отсутствие телефонного оборудования. Как следствие, бой с занимавшим господствующую высоту противником тянулся часами. Вскоре появились и небольшие английские броневики с пулеметами, которых все так опасались. Они временно остановили наступление турецкой пехоты, ведь артиллерия не обстреливала эти важные, но небольшие цели и не могла их обезвредить.

Вдруг одна из этих машин ринулась на наш участок фронта, поехала вдоль него и осыпала нас градом пулеметного огня. По-видимому, это должно было прикрыть отход английской пехоты. Ведь после того как этот специфический маневр был проделан много раз, а турки полностью остановлены, броневик исчез за грядой холмов. Между тем отвлекающий удар с севера проходил согласно плану, ведь и посты противника там были совсем слабые. Один арабский пехотный полк на самом северном крыле западной группы получил несколько выстрелов во фланг от отступающих