Настоящим папой стал для меня дядя Яри. Я ни разу не навестила в тюрьме отца, да он и не просил, видимо тоже сомневаясь в нашем родстве. Зато мать Кейо, пытаясь хоть немного загладить вину сына, оставила мне деньги.

У отца были братья и сестры, — наверное, сейчас где-то по земле ходят их дети, но у меня не было ни малейшего желания встречаться с ними. В конце концов, я не обязана была их видеть.

Перед тем как отправиться к Хелене Лехмусвуо, я зашла в пиццерию и съела вегетарианскую пиццу. Во дворе одноэтажного дома Хелены цвели белые и густо-розовые пионы. Впервые за долгое время из-за туч выглянуло солнце, березовая листва трепетала на легком ветру. Палисадник казался неухоженным, не подвязанные кусты пионов развалились, клонясь к земле под тяжестью крупных цветов, у крылечка стоял горшок с засохшими ветками розмарина.

Я позвонила. Открывшая дверь женщина показалась мне гораздо более миниатюрной, чем на фотографиях в прессе. Короткие темные волосы, перевязанные фиолетовой лентой, глаза кофейного цвета. Она была одета в лиловый жакет и серые брюки, никаких украшений и ни грамма косметики. Лицо было бледным, словно она не спала несколько ночей подряд.

Лехмусвуо пригласила меня зайти. Внутри было неуютно, — казалось, в доме еще не закончился ремонт. В гостиной отсутствовали занавески, имелись только жалюзи, на подоконнике — стопки книг и бумаги. Было очень похоже на мою столичную комнату — словно это тоже был не настоящий дом, а лишь временное убежище человека, которому надо где-то скрыться. Хозяйка предложила кофе, но после пиццы очень хотелось пить, и я попросила чаю. Пока она на кухне ставила чайник, я рассматривала лежащие на подоконнике и на полу книги: на финском и русском языках, несколько романов Достоевского и пара томиков Ахматовой. На полу валялся молоток, отвертка и доски, которые при ближайшем рассмотрении оказались частями книжной полки.

— Никак не могу привести все в порядок. — Хелена внесла поднос с заварным чайником, парой чашек, вазочкой меда и тарелкой с кексами. — Я переехала сюда весной, в это время в парламенте было столько дел, что до обустройства руки просто не доходили. Летом уезжала на пару месяцев в Италию и Францию, так что еще ничего толком не успела купить. Старый дом и вся мебель при разводе остались бывшему мужу. И у меня не было ни сил, ни желания с ним спорить, тем более что он угрожал дать интервью желтой прессе, а это мне совсем ни к чему.

— Очень мило с его стороны, — заметила я, но Хелена, кажется, не слышала моего ответа.

— Тофу, липовый мед и необыкновенные булочки, попробуйте. Саара, моя помощница по хозяйству, великолепно готовит и хорошо печет, благодаря ей я питаюсь здоровой пищей. Когда успеваю, конечно.

Хелена была изящной женщиной с огромными глазами, которые, казалось, едва помещались на ее бледном тонком лице. На фотографиях она казалась моложе, но сейчас я отчетливо видела морщинки на лбу и тени под глазами. У нее было лицо смертельно уставшего человека. В комнате не было кресел, мы присели на диван.

— Значит, вы были телохранителем Аниты Нуутинен. Зачем она наняла вас? Кого-то боялась?

— Она опасалась путешествовать по России в одиночку.

— Значит, ей угрожали, перед тем как убить?

Я сомневалась, стоит ли мне отвечать на ее вопросы, и пыталась вспомнить, говорила ли мне Анита что-нибудь про Хелену. Они придерживались различных политических убеждений, и объединял их только интерес к России и русским. Правда, Анита рассматривала эту страну с точки зрения собственного обогащения, а Хелену интересовала экономическая жизнь восточного соседа.

— У нее были враги. Некоторым из них она отдавила любимые мозоли.

— Нам в парламенте тоже нередко или угрожают, или пытаются взять интервью. Все сообщения с угрозами я, в принципе, должна передавать в полицию или шефу службы безопасности. Про эту проблему мало говорят в прессе, иначе нас просто засыпали бы угрозами. Знаете, сколько существует любителей идиотских шуток! А какой резонанс вызвала моя речь в прошлом году на собрании финско-российской палаты! Одни упрекали меня, что я слишком мягко выступала против российских инвестиций в строительство коттеджных поселков, а другие, наоборот, обиделись на якобы слишком резкие высказывания. Меня обвиняли в том, что я лоббирую русский бизнес. При этом мои финские критики забывали, что речь идет об инвестициях в отечественную экономику.

Лехмусвуо раскрошила на тарелке кусочек кекса. Я налила еще чаю. Разумеется, политики являются публичными персонами, но в конце концов, как говорил дядя Яри, каждый сам выбирает свою дорогу. И никто никого силком в парламент не тащит.

— К тому же некоторые из моих самых ярых критиков и сами кормятся с этого стола. Хотя какая разница… Но, знаете, в последние дни, то есть сразу после убийства Аниты, угроз стало значительно больше. И это странно. Если ее убил бродяга-алкоголик, то почему тут же возросло давление на тех, кто так или иначе связан с продажей недвижимости в Котке?

— В Котке? Что вы имеете в виду?

Лайтио говорил, что Анита с Паскевичем не могли поделить какой-то участок, да и мы с ней туда ездили. И тут я чуть не подавилась чаем: ведь Давид Сталь рассказывал, что пару недель назад ездил в Котку со своим шефом. Подозреваю, что этим шефом был наш общий друг Валентин П.

— Если бы я только знала, каким образом здесь замешана Котка! В принципе известно, что после смерти богатой старушки наследники продают там тридцать гектаров земли на побережье. И тут же налетели толпы потенциальных покупателей.

— Анита в том числе. Теперь, разумеется, ничего не выйдет, поскольку непонятно, что станется с фирмой после смерти хозяйки. Дочь Аниты будет в Финляндии только на следующей неделе. Мы еще даже не договорились о встрече.

— Мне кажется, дело не только в этом участке на побережье. Здесь явно замешано что-то еще. Я пока не сообщала об этих угрозах в полицию, поскольку, честно говоря, просто не знаю, кому можно доверять, а кому нет. Иногда мне кажется, что все на свете можно купить за деньги…

Лехмусвуо поставила чашку и посмотрела мне в глаза взглядом испуганного олененка.

— Вы мне расскажете правду? Я хочу задать вопрос: вам заплатили за то, чтобы Анита в какой-то момент осталась одна? Почему вас не было рядом, когда в нее стреляли?

Я посмотрела ей прямо в глаза и быстро поднялась.

— Теперь я поняла, зачем вы пригласили меня. Вы хотите провести собственное расследование и воспользоваться этим в своих интересах. Я не играю в эти игры.

— Вы хотите уйти, потому что не можете ответить на мой вопрос? — От испуганного олененка не осталось и следа. Таким тоном командуют полками и убеждают на митинге толпу. — Я хочу все выяснить. Я не верю, что Аниту убил какой-то бомж, и хочу знать, что случилось на самом деле. Я готова платить за информацию. И, честно говоря, мне нужен человек, который может выяснить всю правду.

— Вы говорили с констеблем Лайтио?

— Да. Он тоже не согласен с выводами московской милиции. — Лехмусвуо улыбнулась. — Но, в отличие от констебля, я верю в историю с рысьей шубой.