– Трое мужиков – ждали! Собрались! Вот ты знаешь, чего?

– Чего?

– Кого! Ждали одного, а пришел не тот. Не те! Сдали их, понимаешь?

Он смотрит на Есеню, тик вернулся, он старается бороться; она смотрит на него одновременно с жалостью и сомнением.

– Родион… Родион, тебе плохо. Выпей!

– Они со смолой! Мозг склеивает! Сейчас нельзя!

Судорога перекашивает лицо – он терпит, зажимается больше, обхватывая голову руками и склоняя к коленям.

В это время Худой идет от стоянки к конторе. Принимает вызов телефона.

– Да, Стеклова?

Есеня смотрит по сторонам и видит, что за ними следят – от оставшейся на обочине машины полиции. На другой стороне – машина с укрепленным скотчем стеклом, сломанным Меглиным.

– Нужна помощь.

Машина Стеклова останавливается возле деревенского дома. Из-за руля выбирается Стеклов. С пассажирского – Женя. Он оглядывается по сторонам, оценивая бедность поселка.

– Как нашли такой «бриллиант»?

Стеклов кидает хмурый взгляд на Женю.

– Она навещала Меглина в детском доме. Переживала за мальчика. Оставила адрес. Меглину не пригодился.

Поднявшись на крыльцо, Стеклов стучит в дверь. Наконец ему открывает невысокая, сухенькая старушка.

– Здравствуйте, Людмила Тимофеевна. Тридцать пять лет назад вы были соседкой Меглиных – помните таких?

– Конечно!.. А вы?..

– Знакомые Родиона. Сюрприз ему готовим. Истории из детства.

Людмила Тимофеевна, подслеповато щурясь, разливает чай.

– Чудесный был мальчик, то и дело ко мне сбегал, играли с ним в шахматы… Мать его сильно переживала, всякий раз волновалась: «Людмила Тимофеевна, вы только мужу не говорите!»

Людмила Тимофеевна улыбается, вспоминая прошлое. Женя, стукнув зефиркой в шоколаде по столу – оценив, насколько засох, – кидает его обратно в вазочку.

– А почему мужу нельзя было говорить?

– Нехороший был человек. Когда домой приезжал, Родя на улице даже не появлялся. Как наказанный.

Она становится очень серьезной и почему-то шепчет:

– А один раз так его избил… Ужас!

– Сына?

– До полусмерти.

– И мать промолчала?

– Да они его оба боялись… Родя тогда целую историю выдумал. Будто это не отец. Будто в подвале у них живет кто-то. Будто это он на него напал и избил.

– Он? Он – кто?

– Да никто. Как у детей бывает – придумают себе какую-то зверушку и с ней дружат…

– Понимаем. Некоторые, бывает, со зверушками всю жизнь дружат…

– …сволочь был отец у него. Кот соседский ему не нравился, так он зарезал. – Людмила Тимофеевна погрузилась в свои мысли.

– Отец Родиона? Уверены?

– Родя отца, понятно, защищал. Говорил, это, мол, все тот, из подвала! Но я-то всегда отличу придурка от нормального человека.

Женя и Стеклов переглядываются.

– Вас бы к нам. Цены бы вам не было…

Тем временем в Аркадьевске Андрей ведет Ваню за руку. На пороге дома появляется Анжела. Ваня то и дело оборачивается.

– Пап. Я не хочу уезжать.

– Так надо. Соскучиться не успеешь. Здесь опасно. Понимаешь?

Ваня вырывает руку – подбегает к бабушке. Прижимается, обнимает. Анжела похлопывает его по плечу. Отец снова молча берет за руку и ведет к машине. Охранник открывает дверцу, и Андрей наклоняется, пристегивая Ваню. Посадив мальчика, Андрей выпрямляется, окидывает взглядом лес, садится на переднее сиденье.

– Поехали.

Электронные ворота открываются. Машина выезжает с участка. В глубине, среди деревьев, снова стоит Карякин. Как только машина с Ваней уезжает, он бросается в глубь леса. Слышен характерный звук старого мотора.

Играет праздничная музыка, звучит бодрый голос: «Любимому Аркадьевску – 250! Приглашаем всех на главную площадь, в три часа дня! Приносите свои улыбки, а хорошее настроение мы для вас приготовили!..» У вокзала дежурит полицейский наряд, с автоматами. Андрей идет к кассам.

– Пап, мне в туалет…

– Проводи.

Охранник берет Ваню за руку и ведет к туалетам. Андрей смотрит на часы – без десяти десять, уходит к кассам, скрывается в здании. С билетами в руках Андрей идет от касс. Кидает взгляд на дежурящих полицейских. Оглядывается. Смотрит в сторону туалетов. Кидает взгляд на часы – двадцать минут прошло. Он идет к туалетам. Только зайдя в туалет, Андрей выбегает обратно. На полу валяется охранник, вяло шевелится, приходя в себя, – из разбитой головы уже натекла лужа крови. Карякин быстро идет через перелесок. Он тащит на плече Ваню, рот которого туго перевязан тряпичным кляпом. Дробовик на ремне через плечо. Приклад в крови. Карякин садится напротив связанного мальчика, кляп по-прежнему закрывает ребенку рот. Дробовик у него на коленях, одна рука на спусковом крючке – он готов использовать оружие в любую секунду. Карякин пристально смотрит на Ваню. Мальчик в ужасе смотрит на изуродованное лицо Карякина.

Один из охранников приносит и выкладывает на столе оружие – пистолеты. Дробовики. Они разбирают оружие. Заряжают. В тишине клацают затворы. В отдельной комнате, у круглого стола, – Жаров, Грачев, Анжела, Андрей. Все напряжены.

– Звони московским. – Жаров не находит себе места.

Сидя за столиком, Меглин смотрит в окно. Официант ставит перед Есеней кофе.

– Началось?

– Что?

– Праздник. Ликование и фейерверки. Фестивали, конкурсы, концерты! Пошли посмотрим! Это же как нам повезло… Двести пятьдесят лет!

Звонит телефон. Есеня отвечает.

– Карякин похитил Ваню. – Голос Андрея звучит как гром среди ясного неба.

– Что?!

– Мы знаем, где они. У Вани в куртке – датчик. Я думаю, без вас бы мы его не взяли. Думаю, вы заслужили. Это у старой мельницы, за городом.

– Сбросьте координаты.

– Запишите. Там телефоны не берут.

Закончив писать, Есеня проходит к Меглину, он сидит, уставившись через стекло на главную площадь.

Карякин по-прежнему сидит напротив Вани. Протягивает дрожащую руку. Гладит по голове. Ваня не выдерживает, дергается, отстраняясь. Карякин вдруг выпрямляется, прислушиваясь. Ему отчетливо слышен звук подъезжающей машины. Карякин вскакивает и бросается к окну. Перед хижиной остановился фургон. Есеня, с пистолетом в руках, открывает створки кузова – не спуская взгляда с дома. Карякин высовывается было на улицу. Застывает в нерешительности. Есеня увидела его и тут же направила на него пистолет.

– Не двигаться.