Следующие два аспекта развития голландской экономики привели к росту военной мощи государства. Во-первых, зарубежная экспансия. Хотя такого рода коммерческое предприятие нельзя было сравнить с более банальной, но масштабной торговлей массовыми товарами в европейских водах, оно все же представляло собой дополнительный источник к имевшимся у республики ресурсам. «В период с 1598 по 1605 год ежегодно к берегам западной части Африки приплывало в среднем двадцать пять судов, к берегам Бразилии двадцать, Ост-Индии — десять, Карибских островов — 150. В 1605 году на Амбоне (Индонезия), а в 1607-м на Тернате (Индонезия) были основаны суверенные колонии. По всему побережью Индийского океана, в устье Амазонки и в Японии (1609) были организованы различные фабрики и фактории»{116}. Как и Англия, республика Соединенных провинций Нидерландов начала получать выгоды от постепенного смещения центра мировой экономики из Средиземноморья в Атлантику, ставшего одним из главных долговременных трендов на протяжении XVI–XVIII веков, и если первоначально это был источник повышения благосостояния Испании и Португалии, то позднее их сменили более «готовые» к этому государства{117}.

Во-вторых, Амстердам все активнее играл роль мирового финансового центра, вследствие чего республика сделалась ведущим грузоперевозчиком, банкиром и биржевым торговцем в Европе. Ничего из того, что предлагали финансисты и финансовые учреждения страны (прием процентных вкладов, перевод денег, кредитование и учет векселей, размещение займов), нельзя было назвать чем-то новым — подобные операции уже давно предлагали, скажем, в Венеции и Генуе, — но, учитывая размер торгового капитала Соединенных провинций, масштабы операций были значительно больше, как и доверие: большинство инвесторов были связаны с правительством и исповедовали принципы стабильной денежной политики, обеспеченности кредитов и своевременных выплат по долгам, благодаря этому у голландского правительства обычно не возникало проблем с займами, что выгодно отличало республику от ее соперников: вовремя погашая свои долги и тем самым создавая себе надежный кредитный рейтинг, она могла занимать суммы на более выгодных условиях, чем другие государства, что в XVII веке, да и во все времена, считалось одним из весьма серьезных преимуществ!

Возможность быстрого привлечения займов стала еще актуальнее после возобновления военных действий с Испанией в 1621 году, вызвавшего рост ежегодного содержания армии с 13,4 млн. флоринов в 1622 году до 18,8 млн. в 1640-м. Это была существенная сумма даже для богатой нации, не говоря уже о том, что война больно ударила по голландской внешней торговле как в виде прямых убытков, так и в связи с переходом части коммерческих операций в иные руки. Поэтому чисто политически легче было максимально финансировать военные расходы за счет государственных займов. Несмотря на то что это привело к значительному увеличению официального госдолга (в 1651 году провинция Голландия была должна различным кредиторам уже 153 млн. флоринов), экономическая мощь страны и своевременная выплата процентов по займам ни на минуту не ставили под сомнение надежность всей кредитной системы{118}. Данный пример хотя и показывает, что даже богатые государства содрогались при мысли о военных расходах, однако он подтверждает истину, что успех в войне зависел от величины кошелька, в чем голландцы, вероятно, всегда опережали другие страны.

Давайте теперь суммируем основные выводы данной главы. Период войн, начавшийся в 1450-х годах, способствовал «рождению национальных государств»{119}. В промежутке между второй половиной XV и концом XVII века многие европейские страны прошли через централизацию политической и военной власти, как правило в руках монарха (но иногда и удельного князя или коммерсантов-олигархов), сопровождавшуюся расширением полномочий и увеличением числа государственных налогов, а также созданием более сложного и продуманного бюрократического механизма, чем в те времена, когда короли «кормились за счет собственных владений», а национальную армию составляли выделенные феодалами войска.

Существовало множество причин такого эволюционного развития европейского национального государства. Старое феодальное устройство уже не удовлетворяло новым требованиям общества, возникшим в результате изменений в экономике. Различным социальным группам для взаимодействия необходимы были иные формы соглашений и обязательств друг перед другом. Реформация, разделившая христианский мир по принципу cuius regio, eius religio (чья страна, того и вера) исходя из предпочтений правителей того или иного государства, объединила гражданскую и религиозную власть и, таким образом, усилила национальные антиклерикальные настроения. Это доказывал и отказ от латыни в пользу активного использования политиками, юристами, чиновниками и поэтами местных языков. Более удобные средства общения, расширение товарообмена, изобретение книгопечатания, открытие других земель, с одной стороны, расширяли человеческие знания, а с другой, побуждали людей говорить на разных языках, способствовали формированию различных вкусов, культурных привычек и религиозных взглядов. Неудивительно, что в подобных условиях многие философы и писатели того времени, развивая идею создания национального государства, считали его естественной и наилучшей формой гражданского общества, призванной усилить страну и защитить ее интересы и полагали, что правители и подданные (независимо от конституционного строя) должны рука об руку работать на благо нации{120}.

Но именно война и ее последствия, а не философские рассуждения и социальные тенденции в наибольшей степени повлияли на формирование наций. Военная мощь позволяла многим европейским династиям сохранять превосходство над могущественными магнатами страны, а также гарантировала политическое единообразие и власть (хотя зачастую путем уступок знати). Военно-технические, а точнее, геостратегические факторы помогли новообразованным национальным государствам установить границы своих территорий, в то время как частые военные конфликты сформировали национальное сознание граждан (по крайней мере в плане негативного отношения к другим государствам). В итоге англичане стали ненавидеть испанцев, шведы — датчан, а голландские повстанцы — своих бывших габсбургских правителей. Именно война, в особенности новые технологии, способствовавшие росту количества пехотных подразделений, а также строительству дорогостоящих фортификационных укреплений и флота, подвигла государства-участников на небывалые траты и поиск ресурсов для их финансирования. Все высказывания относительно общего увеличения государственных расходов, новой организации сбора доходов или изменения отношений между королями и их подданными в Европе раннего Нового времени звучат весьма абстрактно, пока речь не касается роли войны в тот период{121}. В последние годы правления Елизаветы I в Англии или Филиппа II в Испании не менее 75% всех госрасходов составляли средства, отпущенные на ведение текущей войны или выплаты по долгам за предыдущие. Прилагаемые усилия в военно-технической и военно-морской областях, возможно, не всегда являлись смыслом существования для национальных государств, но, безусловно, были самым дорогим удовольствием и неотложным делом.