— Это я колпаковским мальчишкам пошила.

И Агаша раскинула на чехле рояля три рубашки — самые настоящие, с воротничками, пуговицами и манжетами!

— Из того полотна, что у нас оставалось. Помнишь, в ГУМе брали, ещё Павел Егорович жив был.

Надинька не помнила никакого полотна, но рубашки вышли отличные!

— Вот как ты хорошо умеешь придумывать, Агаша!

— Да чего там придумывать-то! Трое мальцов, поди их одень-обуй. А тут всё подспорье. Поела?

Надинька вздохнула и кивнула.

— Ну, давай-ка собираться. Ты завтра в институт идёшь?

— Нет, Агаша. Завтра лабораторные работы, я их с другой группой сдала. Мы же завтра переезжаем!..

Весь вечер до прихода доктора они собирали книги и посуду — в новый Федотов сундук.

Яков Михайлович ужинать наотрез отказался. Он был расстроен, выглядел неважно и всё время молчал, только фыркал носом.

— Ну, к чему этот переезд? — заговорил он наконец, когда Надинька попросила его завязать бечёвкой очередную стопку книг. — Чем тебе тут не живётся? Сергей всё время на службе, ты сама говоришь, раньше Нового года его не жди!

— Яков Михайлович, миленький! Да ведь там квартиру нужно обживать!

— И где эта квартира? Наверняка у чёрта на рогах!

— Я даже и не спрашивала, — призналась Надинька. — Какая разница?

— Так ведь большая разница! Наверняка к вам не наездишься теперь! И что мне тут делать одному в таких хоромах?

— Доктор, да не всё же вам между книгами спать!

— Надинька, — доктор сдёрнул очки. — Я спал и на нарах, и на шконке, и на соломе, и на бетонном полу! Поверь мне, спать среди книг — это райское наслаждение!..

— Поедемте с нами, — предложила Надинька. — Что тут особенного?

— Твой молодой муж будет несказанно рад обнаружить на своей новой квартире такую весёлую компанию!

— Вы его не знаете, Яков Михайлович! Он на самом деле будет рад!

В коридоре затрезвонил телефон, и бабуся Колпакова — словно караулила! — тотчас же ответила:

— У аппарата!..

Надинька бросила завязывать книги и прислушалась.

— Надежда, междугородняя вызывает! Где ты там есть! Беги скорей!

Надинька помчалась вон из комнаты.

— Да! Да!..

— Как я рад, что дозвонился, — сказал Серёжа ей в ухо.

— Я тебе сегодня тоже звонила! — прокричала Надинька. — Но линия была занята.

Бабуся Колпакова стояла рядом и ловила каждое слово.

— Что твоё комсомольское собрание?

— Ужасно! — радостно крикнула Надинька. — Просто ужасно! Я чуть не подралась с одним комсомольцем! Мирка меня удержала!

— Что такое?!

— Он сказал, что я веду буржуазный образ жизни и вообще непонятно, кто у меня муж!

— Надинька, родная, — сказал Серёжа. — Держись.

— Я держусь, держусь.

— Если завтра самолёт пойдёт в Москву, я постараюсь прилететь на пару дней.

— Хорошо, — согласилась Надинька, отлично понимая, что самолёт «не пойдёт» и Серёжа не прилетит. Так бывало уже много раз. — Серёжка, Яков Михайлович переживает, что мы съезжаем и он остаётся один.

— Приглашай его жить с нами, — тут же отозвался Серёжа. — Места всем хватит.

— Агаша не верит, что тебе дали квартиру.

— Как же не верит, если вы завтра туда отправляетесь? Шофёр приедет часам к четырём. Ты возьми для начала только самое необходимое, остальное заберём потом, на грузовике.

Надинька вздохнула. Заберём — это значит, что забирать будут они с Агашей вдвоём.

…Должно быть, именно об этом говорил доктор, когда утверждал, что Надинькину любовь ждут большие испытания! Она и готовила себя… к испытаниям, а не к постоянному отсутствию мужа. Ей представлялись странствия, лишения, постоянный труд, и всё это вместе, вдвоём! А ничего не было — Надинька жила точно так же, как и до замужества, и это было странно и неправильно.

— Всё, меня вызывают, — торопливо проговорил Серёжа. — Мы непременно вскоре увидимся, Надежда. Я понимаю, как тебе трудно.

— До свидания, Серёжа, — проговорила Надинька в смолкшую трубку.

— Съезжаете, значит? — спросила бабуся Колпакова, когда междугородняя прозвонила отбой. — И далёко?

— Я опять не спросила, — спохватилась Надинька.

— Как это люди живут, — задумчиво выговорила бабуся. — Съезжают, а куда, сами не знают!

— Да мы ещё вернёмся, — пообещала Надинька. — За вещами. Завтра нас легковая машина повезёт.

— Машина, — фыркнула бабуся Колпакова. — Да ещё легковая! Гляди на них!

И удалилась в сторону кухни.

Спала Надинька на удивление прекрасно и проснулась в предчувствии чего-то хорошего, радостного. Агаша уже давно встала и хлопотала около узлов и тюков.

Надинька помчалась в ванную, с удовольствием умылась и почистила зубы, облилась ледяной водой — б-р-р, как холодно! — вернулась к себе и стала одеваться за ширмой.

— А доктор уже уехал, Агаша?

— Доктор здесь, — объявил Яков Михайлович из соседней комнаты. — На который час намечен отъезд?

— На четыре пополудни! — отрапортовала Надинька. — Поедемте с нами, доктор, правда!

— Никуда я с вами не поеду, — мрачно сказал Яков Михайлович. — У меня сложный больной, я сегодня задержусь на службе.

— Да вы так-то уж не огорчайтесь, — подала голос Агаша. — Мы же не в Сибирь уезжаем, в одном городе остаёмся.

— Да-с, — согласился доктор саркастически, — не в Сибирь. Что за идиотская выдумка с этим переездом!

— Я ужин вам под подушкой оставлю. Заверну кастрюльку получше, чтоб вам не греть.

— Благодарю покорно, я вполне дееспособен. Итак! — Решительным шагом он прошёл к вешалке, натянул пальто и нахлобучил шапку-пирожок. — Долгие проводы — лишние слёзы. До свидания, и всего наилучшего.

Надинька кинулась к нему, обняла и расцеловала.

— Доктор, миленький! Агаша права, никуда мы не денемся! И Серёжка говорит — пусть доктор с нами живёт!

— Очень трогательно, — доктор отстранил от себя Надиньку. — Ну, доброй дороги!

— Мы будем скучать, — сказала Надинька. — Правда, Агаша?

Та подошла, притянула к себе голову доктора и поцеловала в лоб.

— Ничего, ничего, — сказала она, — дай бог, не в последний раз видимся.

Яков Михайлович махнул рукой и широким сердитым шагом вышел в коридор. Хлопнула входная дверь.

Агаша покачала головой.