теряло золото. Дефолт казался неминуемым. Однако министр финансов Джон Г. Карлайл сообщил Моргану и Бельмонту, что кабинет министров категорически отверг их предложение о выпуске частных облигаций. Поэтому в понедельник, 4 февраля, Бельмонт отправился в Вашингтон, за ним последовал Морган. Зная о дружбе Фрэнсиса Стетсона с Кливлендом, Морган сказал ему: "Возможно, будут нарисованы бумаги, и ты мне нужен", и взял его с собой вместе с новым партнером Моргана, молодым красивым Робертом Бэконом. Пьерпонт сообщил своим лондонским партнерам, что Соединенные Штаты находятся "на краю пропасти финансового хаоса" и что он хочет помочь американскому правительству предотвратить катастрофу.

Морган, Бэкон и Стетсон отправились в Вашингтон на частном железнодорожном вагоне, прицепленном к автобусу Congressional Limited. По прибытии их встретил военный секретарь Дэниел Ламонт, который сообщил, что президент принял решение против частного синдиката и отказался встречаться с партией . Пирпонт ответил магическим тоном: "Я приехал, чтобы увидеть президента, и собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не увижу его". Пока Стетсон пытался лоббировать интересы Кливленда, Бэкон применил свои чары к генеральному прокурору Ричарду Олни. В тот вечер, чтобы успокоить нервы, Пирпонт до глубокой ночи раскладывал пасьянс - игру под названием "Мисс Милликен". После завтрака в отеле "Арлингтон" он пересек заснеженную площадь Лафайет и направился к Белому дому. Запечатлелась знаменитая походка, описанная биографом как "стихийная, похожая на джунгли".

На совещаниях Пирпонт часто был неразговорчив. В Белом доме, послушный, как школьник, он молча сидел, пока Кливленд, генеральный прокурор Олни и министр финансов Карлайл обсуждали проблему. Раздраженный, он раздавил незажженную сигару, оставив кучку табака на брюках. Кливленд все еще сохранял надежду на выпуск государственных облигаций, что избавило бы его от злословия в Конгрессе. Только когда клерк сообщил Карлайлу, что в государственных хранилищах на Уолл-стрит осталось всего 9 млн. долларов в золотых монетах, Пьерпонт заговорил, что ему известно о готовящемся к представлению проекте на 10 млн. долларов. "Если будет представлен проект на 10 млн. долларов, вы не сможете его выполнить", - сказал Пирпонт. "Все будет кончено еще до трех часов". "Какие у вас есть предложения, мистер Морган?" - ответил президент.

Пирпонт изложил дерзкую схему. Дома Морганов и Ротшильдов в Нью-Йорке и Лондоне должны были собрать 3,5 млн. унций золота, по крайней мере половину из Европы, в обмен на тридцатилетние золотые облигации на сумму около 65 млн. долл. Он также пообещал, что золото, полученное правительством, больше не будет утекать. Это был тот самый "шоустоппер", который привел в замешательство весь финансовый мир, - обещание временно подтасовать рынок золота. Возникли сомнения в законности предложенной эмиссии, и Морган или Карлайл вспомнили о законе 1862 года, который предоставлял администрации Линкольна чрезвычайные полномочия по скупке золота во время Гражданской войны. Когда сделка была завершена, Кливленд дал Пьерпонту свежую сигару взамен той, которую тот нервно раскуривал. Кровь Пьерпонта закипела. Он отправил в Лондон телеграмму: "Мы считаем ситуацию критической, политики, похоже, полностью контролируют ситуацию. В случае провала и отказа от европейских переговоров невозможно переоценить, к чему приведут США".

Популистское давление по-прежнему требовало выпуска государственных облигаций. С практической точки зрения Кливленд ожидал решения Конгресса по законопроекту Спрингера, который позволил бы Казначейству продавать долгосрочные облигации; если Конгресс отклонит его, думал Кливленд, то он сможет прибегнуть к помощи банкиров с Уолл-стрит, которые пользовались гораздо меньшей популярностью. На утреннем заседании во вторник было решено, что Морган и Бельмонт должны вернуться, когда законопроект Спрингера будет отклонен. К тому времени, когда в четверг вечером законопроект был отклонен, Пирпонт уже находился на пути в Вашингтон и прибыл туда в снежную бурю.

Известие об операции Моргана-Ротшильда подействовало на финансовые рынки успокаивающе. Когда 20 февраля 1895 г. облигации синдиката были предложены, в Лондоне они были распроданы за два часа, а в Нью-Йорке - всего за двадцать две минуты. Пирпонт был ликующим и измученным: "Вы не можете оценить облегчение, которое испытал каждый, ведь опасности были так велики, что едва ли кто осмеливался о них шептать". И все же синдикат стал жертвой своего успеха. Он приобрел облигации по цене 104½, затем продал их по цене открытия 112¼; цена быстро взлетела до 119. Для циничных людей этот внезапный рост цен стал доказательством того, что синдикат обманул правительство и занизил цену выпуска. Процентная ставка в 3¾ считалась чрезвычайно жесткой. Всего за двадцать две минуты банкиры получили прибыль в размере 6-7 млн. долл. Позднее Морган заявит, что эти цифры были сильно преувеличены и что синдикат получил доходность менее 5%. Даже такие комментаторы, как Аллан Невинс и Александр Дана Нойес, в остальном симпатизировавшие этой операции, осуждали жесткие условия. Тем не менее банкиры считали, что они сами вызвали доверие, которое привело к росту цен.

Из-за участия Ротшильдов популисты разразились яростным антисемитизмом. Популистка Мэри Лиз назвала президента Кливленда орудием "еврейских банкиров и британского золота". Газета New York World назвала синдикат стаей "кровососущих евреев и пришельцев". Выступая в Конгрессе с резким осуждением, Уильям Дженнингс Брайан попросил секретаря зачитать облигации Шейлока из "Венецианского купца". Брайан всегда отрицал, что его нападки потворствуют антисемитизму. В ходе предвыборной кампании 1896 г. он сказал еврейским демократам в Чикаго: "Наши оппоненты иногда пытаются представить дело так, будто мы нападаем на какую-то расу, когда осуждаем финансовую политику Ротшильдов. Но это не так, мы выступаем против финансовой политики Дж. Пирпонта Моргана в той же степени, что и против финансовой политики Ротшильдов".

Увы, победа золотого синдиката была лишь временной: даже Пирпонт смог надолго заблокировать золотой запас. К лету золото снова стало уходить из казначейства в больших количествах. Когда в начале 1896 г. был привлечен новый заем, Пьерпонт предложил новую схему глобального синдиката, в который должны были войти Национальный городской банк Нью-Йорка, Дойче Банк Берлина и Морган, Харджес из Парижа. (Возможно, чтобы успокоить антисемитов, это был синдикат христианских банкиров). Но Кливленд не хотел, чтобы сайт во второй раз вызвал гнев популистов, и принял решение о государственном займе, причем Морган взял на себя только половину облигаций на сумму 67 млн. долл.

Несмотря на его продажность, операция с золотом стала для Пирпонта настоящим событием. Он выполнял функции центрального банка Америки, заступив на исторический рубеж между вето Эндрю Джексона на создание второго Банка США в 1832 году и принятием закона о Федеральной резервной системе в 1913 году. До тех пор пока правительства были финансово слабыми, с примитивными монетарными методами и небольшими бюджетами, они вынуждены были полагаться на