Лисяна оцепенела. Губу прикусила, глазами заморгала. Наран? Много ли среди кохтэ дипломатов? А тех, кому Баяр довериться мог?

Наран.

Не замечая, как девки обряжают ее в тонкую сорочку, как натягивают платье, как застегивают на вороте серебряную брошь в виде лисицы, что Матвей давно жене передал, как закрывают надушенные волосы коруной, украшенной жемчугом да камениями, вспоминала.

Матвей Всеславович жену любил. Как уж умел. Строгим был, на ласку скупым, неразговорчивым, но ей от него и не нужна была ласка. Был ей муж другом, этого достаточно. А все остальное оказалось трухою.

Золотом и каменьями Лисяна давно пресытилась, от людского почета устала и хотела спрятаться. Кругом была ложь и притворство. И холод — Лисяна так и не смогла привыкнуть к длинной снежной зиме.

Девки зиму любили: катались с горки на санях, на лыжах могли в лес выйти, а у степнячки на морозе в кровь трескались губы и грубела кожа лица. Хорошо, что зимой торговли меньше, будь ее воля, Лисяна бы и вовсе терем не покидала с того дня, как появлялся первый снег.

А еще она тосковала. Видела, как улыбаются женщины своим мужьям. Как держат их за руки. Как горят глаза Велеславы, когда муж ее, корабел, приезжает из дальних стран. И не подарков она ждет, а его самого. В жизни Лисяны такого не было. Она даже пыталась по глупости влюбиться в Ольга, но ничего из этого не вышло. Теперь с князем беров они стали добрыми друзьями.

Появление Нарана смутило ее и в то же время обрадовало. Ей вдруг показалось, что та самая любовь, которую она жестоко отвергла когда-то, совсем близко. Руку протяни — и прикоснешься.

Да. Пора было спешить на княжеский вечер. Теперь он не казался таким уж страшным.

***

Как всегда в посольских палатах было душно. Топили здесь, не жалея дров, окна были наглухо закрыты, а толпа народу в меховых шубах пахла далеко не ромашками. Лисяна так и не поняла за столько лет, к чему эта демонстрация богатства: золотое шитье, роскошные меха, дорогие ткани. Здесь все друг друга знали, ни к чему было красоваться. А уж тем более — потеть в тяжелых мехах. Как-никак, с потолка тут снег не сыпался. Сама она давно уже одевалась просто: скромное платье, отороченный норкой кафтан, обычные, но очень удобные сапожки на небольшом каблучке. Единственной роскошной вещью была коруна на голове: серебряный венец с легким шелковым покрывалом, скрывающим волосы. А самым ценным украшением Лисяна считала серебряную брошь-лисицу, символ того, что некогда она была княгинею.

Невысокой Лисяне всегда было неуютно среди рослых моров, многим из которых она едва доставала до плеча. Приходилось, чтобы высмотреть знакомцев, едва ли не подпрыгивать. Но как-то так вышло, что козтское посольство она заметила сразу.

Вздрогнула невольно, столкнувшись с внимательным взглядом зелёных глаз. Он тоже ее заметил и теперь рассматривал. И неудивительно: столько лет они не видели друг друга. Стоило признать: Наран возмужал и стал красивым мужчиной. Не было в нем больше жеребячей нескладности, плечи стали шире, руки сильнее, лицо — словно маска. Невозмутимый, непостижимый. Настоящий мужчина, не мальчишка уже. И больше не улыбается, как раньше, вот это — плохо. У него была очень тёплая и заразительная улыбка.

Снова промелькнула непрошеная мысль, что терзала ее все последние годы: а не ошиблась ли она? Может быть, стоило сделать другой выбор? Он так сильно любил ее… смогла бы та Листян быть с ним счастлива?

Нет. Она знала это точно. Он был хороший… наверное. Добрый, ласковый. И та Листян просто вытирала бы об него ноги.

А Лисяна Вольская — другая. Нет больше любимой сестры хана, избалованной девчонки, которая ни в чем не знала отказа. Есть боярыня Вольская. Сильная, жесткая и даже жестокая. Не прощавшая слабости никому и в первую очередь себе. И не из тех она глупых баб, которые мечтают о несбыточном. Даже если очень хочется вдруг мечтать.

Снова взглянула в сторону соотечественников и даже расстроилась, не найдя Нарана взглядом. Сбежал?

— Темных ночей тебе, княгиня, — неожиданно раздался над ухом голос того, о ком она сейчас думала почти с нежностью. — Рада?

— Долгих дней и обильных дождей, Наран, — Лисяна ответила по-кохтски. — Рада.

Чистая правда. В этих душных каменных склепах он был — как глоток ветра над родной степью. Столько лет прошло, а она так и не полюбила здешние горницы с низкими потолками. Задыхалась. Она была бы рада сейчас любому старому другу.

— Как мой брат? Как Дженна? Здоровы ли, царит ли мир в их шатре, вкусен ли их чай?

— Дженна ждёт пятого ребёнка, — усмехнулся Наран, и Лисяна затаила вдруг дыхание, остро его узнавая. Да, именно этот мужчина был с ней рядом почти год. — Кто бы мог подумать, правда?

— Да. Она очень громко всех уверяла, что никогда не родит. Мальчик?

— Аасор говорит, да. Наконец-то. После трёх девочек подряд…

— Полно, — Лисяна фыркнула с явным удовольствием. — Баяр ведь счастлив, я в этом уверена. И всех своих детей обожает.

— Это так, — в уголках губ у Нарана прячется улыбка. — А ты сама как? Много ли племянников у твоего брата?

Внимательно и остро поглядела на него. Для чего интересуется? Волнует ли его это, или хочет знать, только для того, чтобы привезти своему хану добрые вести? Вздохнула. Нет, он совершенно к ней равнодушен. Нечего выдумывать лишнее.

— У меня только один сын. Взрослый почти. В первый год брака родился.

— Отчего так немилостивы к тебе предки? — Наран сдвинул брови, кажется, расстроившись за неё. Для кохтэ дети — это величайшее благословение. Если женщина в браке бесплодна — очень плохо.

— Мой муж ранен был серьезно, когда угуры на Лисгород ходили, — пояснила Лисяна. — И после того, как я родила ему сына, больше он со мной в постель не ложился.

Великие предки, зачем она ему это рассказывает? Какое ему дело до ее жизни? Или она намекает, что много лет постель ее холодна и пуста? И кому — Нарану! Человеку, с которым она когда-то обошлась просто безобразно! Какой стыд!

— А ты? — спросила, чтобы хоть как-то загладить свой промах. — Женился? Дети?

— Нет, — неожиданно ответил степняк. — Не женился.

Она заморгала длинными чёрными ресницами, растерявшись от такого ответа, и Наран вдруг развеселился, уже догадываясь, о чем она подумала. Женщины почему-то мнят себя главными, словно мир только вокруг них и вертится. Как будто ее вина в том была…

— Ты всегда называла меня болтуном, помнишь? Хан тоже так думает. Сделал главным меня в этом деле, теперь я его правая рука, разговорщик. Кидает меня по посольствам, я хожу в шатер свой реже, чем в баню. Находить там жену с детишками, странно похожими на соседа? Забавно, но не солидно. Видно, время еще не пришло мне осесть.

— Ты не слишком лестного мнения о женщинах, — грустно усмехнулась Лисяна.

— Да. Я не встретил еще той, что сядет в мое седло, прикрывая мне спину..