– Пусть жена делает.

– Шутите? Ни одна женщина в мире не умеет готовитькофе.

– Да, тут вы правы... Ну, ладно. Вижу, сегодня вынепоколебимы. Позвоню еще как-нибудь! Не переутомляйтесь все же. Работы много,а здоровье одно...

Я опустил трубку с раздражением и неловкостью. С Рыбаковскиммы долгое время дружили. Старше меня лет на пятнадцать, он сразу сталобращаться ко мне по имени, относился со снисходительным покровительством, ибоя был тогда провинциал с растопыренными глазами, все слушал, всемудиссидентскому верил, а на него взирал снизу вверх с любовью и обожанием.

И все было бы хорошо, но диссидентство – это и те, ктопротив Советской власти, и те, кто за, но хотел бы чуть иначе, и те, кто хотелбы вернуться в пещеры и взять в руки дубины... Рыбаковский начал рыться в своейгенеалогии, а однажды объявил, что он из рода потомственных дворян, что в силуэтого тоже дворянин, голубая кровь... Когда сказал это впервый раз, я пропустилмимо ушей, хотя и ощутил смутное беспокойство, а когда услышал в третий, топонял, что больше не приду в роскошный дом Рыбаковского, где меня всегдавстречали хорошо, очень хорошо.

Когда общие знакомые поинтересовались, почему пересталбывать у Рыбаковских, я ответил, что не желаю быть принятым на кухне. Изаходить с черного хода, как и положено челяди. Так и не поняли: на кухнетолько и пообщаться всласть, а черных ходов в современных квартирах давно нет,но Рыбаковскому передадут, а тот поймет.

– Думаю, понял, – сказал я вслух. – А есливсе еще нет... не у всех же такое обостренное чувство достоинства... то врежу влоб. Так, мол, и так, Дмитрий Анатольевич. Вы – белая кость, я – черная. Я нежелаю, чтобы кто-то смотрел на меня свысока не по своему уму или заслугам, алишь по якобы благородному рождению. Вы, Дмитрий Анатольевич, желаяоблагородить себя таким недостойным образом, потеряете всех друзей... если ещене потеряли, у кого достоинство еще осталось...

Я перенес джезву к компьютеру, наконец-то включился, а покахрюкал и неспешно перебирал папки, я насыпал сахар, распаковывал печенье. Хрюкасела у стола, глядя на меня преданными глазами. Печенье оказалось запакованоиначе, чем я привык, я безуспешно драл его так и эдак, и Хрюка требовательнопохлопала меня толстой лапой по колену.

– Сейчас, – пообещал я. – Но тебе, знаешь,что от печенья будет?

Ничего не будет, ответила она честным взглядом. Не жадничай.

Пришлось вытащить из холодильника последний кусок мяса.Хрюка набросилась с урчанием, умирает с голоду, видите ли, хотя скоро в дверине пролезет, я начал прихлебывать кофе, все тихо и уютно, как обычно...

И только одна мысль проскользнула тревожно: случайно липозвонил Рыбаковский? Или как-то узнал, что я вхож к президенту?

В ноут-буке модем скоростной, переговоры оплачивает Кречет,и я после завтрака вошел в Интернет, около часа бродил по быстро меняющемусяменю. Я не хакер, да и не надо быть хакером, чтобы узнавать секретные сведения,нужно только уметь собирать и просеивать информацию.

Ближе к обеду я связался с канцелярией президента:

– Никольский на связи. Я бы хотел узнать...

– Минутку, – прервал меня бодрый энергичныйголос. – Для вас сообщение. Если хотите хороший кофе, то знаете, где егонайти. Я не понял, что это значит, но оставили его из...

– Я все понял, – прервал я. – Выезжаю.

– Что, простите?

– Говорю, я понял, кто оставил. Высылайте машину...

Сердце стучало часто, с удовольствием. Я внезапно ощутил,что мне почему-то захотелось ответить вот так, коротко и чуть ли непо-военному, что я и сделал, захотелось вылезти из раковины, и я сейчас вылезу.

* * *

В кабинете Кречета приглушенно работали три телевизора издесятка, за его столом бодались Яузов и Коган, рассматривая бумажонку, аКоломиец величаво разговаривал по переговорному устройству, осанкой даваяпонять невидимому собеседнику, что тому оказывают честь, позвонив из кабинетапрезидента, и потому тот, ничтожный, должон бросить все и вся, выполнять быстрои с огнем преданности во взоре.

Кречет вошел бодрый, разгоряченный, словно только чтоупал-отжался, обрадовался:

– Виктор Александрович?.. Что-то случилось?

– Вы же знали, что приду, – уличил я. – Гдеобещанное?

– Уже смололи, – сказал он, защищаясь. –Старые запасы выпили эти двое крокодилов. Как компот хлещут! Нет, даже какпиво. Вот кто страну разоряет... Друзья, нам придется перебазироваться временнов другое здание. Недалеко, напротив. Тут мои ребята пошуруют, кое-чтопереставят. Не люблю я это золото и прочее хвастовство.

Охрана деликатно окружила нас еще в коридоре, я слышал, каквдоль стен унесся приказ обеспечить безопасность президента на территорииКремля. Генерал Чеканов, начальник охраны президента, пользовался случаемпогонять своих разжиревших служак.

Ровные каменные плиты тянулись строго и торжественно во всестороны. Белые стены храмов и правительственных зданий вырастали словносталагмиты из камня, устремлялись к синеве неба, там сверкали золотыми куполаминестерпимо радостно.

На всех фонарных столбах и даже на деревьях крохотныетелекамеры, пусто как в пустыне Гоби, только у собора слева копошится народ,строят, таскают, облицовывают. Еще один храм, чуть дальше, тоже в лесах, тамзаново покрывают золотом купола.

Я шел по каменным плитам, подогнанным с такой тщательностью,что не видел такой ювелирной работы даже в храмах Ватикана, с удовольствиемдышал чистым воздухом, здесь его увлажняют и очищают, не считаясь с затратами,Кречет и Коломиец шли впереди. Кречет что-то втолковывал министру культуры, аКоган обогнал меня, шел сзади, его шея вытянулась как у жирафа, а уширастопырились и двигались, как локаторы за вражеским самолетом.

– Мы слишком долго, – говорил Кречетнапористо, – скрывали от народа, чтобы не пробуждать вражду к США, правдуоб экспансии. Это вы должны говорить всюду!... Коган, отстаньте! Вы наГеббельса больше смахиваете... Но сейчас США сами с их продвижением НАТОнарушили неписаное соглашение... И потому мы вправе по всей массмедии сказатьправду о том, зачем было создано НАТО на самом деле. Как и вообще горькуюправду о том, ради чего начинаются войны...

– Все из-за женщин, – сообщил Коган им в спины.

Кречет отмахнулся:

– Сейчас принято считать, что в старину войны велисьдля захвата рабов, за выходы к морям, за перехват караванных путей, а со временкрестовых походов войны пошли за идеи, будь это освобождение Гроба Господнегоили от ужасов коммунизма... Увы, мир все тот же. Гитлер спешил сокрушить СССРне из-за коммунизма, он с ним прекрасно ладил: Польшу делил, хлеб и салополучал, пока бомбил Англию... Германии нужна была наша нефть, которой у них небыло, наш хлеб, наше сало, наши богатства... Сейчас все это разжигает аппетитыу западных стран во главе с США. Для этого было создано НАТО...