себе внимание. Связь они поддерживали через ментальные артефакты, а у Наиля еще и были оттиски их ментальных меток.

В какой-то момент ученик убийцы резко сменил направление, очень быстро и незаметно оказавшись около вора из первого десятка. Метательная игла с паралитиком вынудила того замереть, едва не свалившись с ветки дерева, но юноша не дал тому упасть, вовремя придя на помощь и удержав сослуживца. Следом спину вора в районе ключицы обожгла резкая боль.

— Слушай сюда, — тихо зашипел Наиль в ухо ошарашенному и испуганному вору. — Мне плевать, ради чего ты продался хальминцам. У меня нет времени разбираться с твоим предательством, да и желания тоже нет. Я тебе в хребет воткнул очень маленький артефакт, совершенно незаметный для постороннего глаза. Знаешь эффект рабского ошейника? Вот считай, что это он и есть, просто в другом виде. А чтобы у тебя не возникало глупых надежд…

Юноша послал легкий ментальный импульс в артефакт. Так как ранее он связал его своей кровью, достаточно было теперь просто мысли, чтобы заставить новоиспеченного раба биться в конвульсиях от ужасающей боли. Его рот открывался в беззвучном вопле. Вживленный порабощающий артефакт, все еще продолжал разрастаться вдоль спинного мозга, беря под контроль каждый нерв тела своего носителя.

Это приспособление было найдено Наилем в сундучке не так давно убитых им магистров. Пока он прятался в нише для ценного багажа, то на всякий случай сгреб все, что там хранилось, в пространственный карман. Чуть позже парень перебрал свои трофеи, отыскав там много крайне интересных вещиц, опознать которые ему помог Зиргрин. Вот одной из таких вещиц молодой человек и воспользовался сейчас. Жаль было тратить настолько ценный артефакт на какого-то жалкого вора, но сейчас ситуация была слишком серьезной.

У Наиля были еще подозрения относительно вора из четвертого десятка, но за все время он никак себя не выдал, так что и у юного убийцы пока что не было оснований, чтобы провернуть с ним нечто похожее. Оставалось только внимательно присматривать, чтобы вовремя среагировать.

— Ну что? — тихо спросил Наиль, все еще бережно удерживая своего порабощенного сослуживца от падения с ветки. Очередным ментальным импульсом он отменил болевое наказание новоиспеченного раба. — Осознал?

— Ты… — вор замолк, в ужасе глядя на отнявшего у него свободу человека.

— Можешь ненавидеть меня сколько душе угодно, на меня это никак не повлияет. Мне не нужен кинжал в спину от собственного сослуживца, так что просто продолжай слушаться и даже не пытайся предать. Ты клятву на крови давал?

— Нет, — послушно отозвался вор. Что такое подчиняющие артефакты ему было хорошо известно, а то, что он только что пережил, очень красноречиво говорило о его будущих перспективах.

— Вот и хорошо. Будь послушным — и кто знает, могу позднее изъять из тебя этот артефакт. Конечно, взамен тебе придется дать армии куда как более серьезные клятвы, чем духовный контракт. Пока что я о твоем положении никому не скажу, как и о попытке предательства. Все в твоих руках.

— Я понял, — кротко ответил тот, однако взгляд вора был заполнен ненавистью. Он не был дураком, прекрасно осознавая, в каком положении оказался. Теперь ему оставалось только послушно следовать приказам Наиля, тайно надеясь, что тот исполнит свое обещание и однажды все же его освободит.

Разобравшись с этим вопросом, Наиль быстро догнал остальных членов своей группы, направив им через ментальные метки зов.

Вскоре все воры и Сима собрались на небольшой, поросшей мелкими желтыми и белыми цветочками полянке, рядом с которой протекал ручей.

— Здесь подождем ночи, произнес юноша. — Правее за девять километров от нас большая проплешина, оставшаяся после лесного пожара. Там уже начали подготовку к ночлегу. Подождем, когда войско встанет на ночлег, тогда и начнем действовать.

— Ты ходил вперед без нас? Рискуешь, Нил, — отозвался Рик. — А дозоры нас не обнаружат? Все же мы довольно близко получаемся.

— Они боятся забираться так глубоко в лес. А здесь я уже установил скрывающие артефакты, так что не обнаружат. Предлагаю отдохнуть и перекусить. Вскоре придется поработать. Трош, пошли веток на костер соберем.

— Как скажешь, командир, — весело отозвался почти не уставший от долгого перехода парень. В отличие от остальных, он выглядел самым бодрым.

— Не, ну если костер зажечь — нас все же обнаружат, — недовольно отозвался Сима.

— Ветер дует со стороны хальминцев, так что к ним дым не снесет. Только сами не разжигайте, лучше я. Потом поймете.

Сказав это, Наиль скрылся за деревьями. Трош немедленно последовал за ним.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил вор, когда они достаточно отдалились от лагеря.

Конечно же, Трош сразу догадался о настоящей причине, по которой его отозвали.

— Парень из четвертого десятка. Присмотри за ним, мне будет не до того.

— Стайс? Без проблем, мне он тоже не нравится. А что насчет Асмора? Этот парень мне не нравится даже больше. Словно готов вот-вот нарушить духовный контракт. А ведь это очень больно, знаешь ли. Не имея поддержки со стороны, лучше не пытаться даже.

— О нем я позаботился, присмотри только за Стайсом.

— А, ну тогда другое дело. Но я ведь не убийца, помнишь?

— Парализуешь, — отмахнулся юноша. — Главное — не дать ему нам навредить. Кстати, а с чего ты взял, что он хочет нарушить духовный контракт?

— Я как-то нарушил. Сперва, когда только решение принял, боль иногда прошибает, из-за чего дергаешься, словно кто-то молнией ударил. И чем ближе подходишь к границе, тем чаще такие приступы. Вот у него что-то подобное было.

— Хм… Действительно было, только с духовным договором я как-то это не связал.

— Что, ни разу не подумал о том, чтобы нарушить? — удивленно спросил Трош.

— Нет.

У Наиля не было причин нарушать любой из двух заключенных контрактов, так что и с ответной реакцией он не сталкивался.

— Странный ты, ну да не мое дело.

— А ты как нарушил? Бежать хотел?

— Ага, сразу же и попытался. Кому захочется пожизненно в армии служить? Кто же знал, что такой эффект… В общем, далеко не убежал.

— А что за эффект? — полюбопытствовал Наиль.

— Что, все же задумался? — усмехнулся Трош. — Забудь. Сперва ничего, терпимо, а потом, минут через пять, начинает нарастать боль. И