– Ну вы даете! Ну, девки! Вы хоть понимаете, какрисковали? Ведь этот тип мог взять вас в заложники!

– Еще чего! Нас четверо было. Да еще эта Гаянэ. Онатакие приемы знает – с ума сойти! Она его начисто вырубила! – наперебойкричали мы.

– Говорите, куда теперь? Может, домой?

– Первым делом подальше отсюда, – скомандовалая, – а потом решим.

– По-моему, вам надо перекусить, – заботливозаметил Кошелев.

– Да нет, спасибо, мы уже поели, нас Тамара Аркадьевнаобедом накормила, – сказала я. – А вот вы, наверное, проголодались.

– Нет, я уже перекусил. На мой взгляд, первым деломнадо все рассказать вашей красотуле, ее это больше всех касается.

– Правильно! Поехали к Митьке!

Кошелев довез нас до Митиного дома и простился с нами. Мыдоговорились созвониться, хотя какие теперь у нас дела? Да никаких. Людка отнаших услуг отказалась, а Степушку мы изловили.

Дверь открыл Митя.

– Вы? – удивился он. – Что случилось? У васвид такой… как будто за вами гнались.

– За нами? Как бы не так! – гордо вскинула головуМотька. – А где Ириша?

– Дома, где ж ей быть. Ириша, иди сюда!

На зов явилась бледная, страдающая Ириша.

– Иришка! Мы его поймали! Он уже в милиции! –завопила Мотька.

– Кого? Кто в милиции? Маркел?

– Да какой там Маркел! Степушку мы твоего поймали!Капитан как вошел, сразу его опознал. Чобану, говорит, Степан Мирчевич?Оказывается, он давно в розыске!

– В розыске? – ужаснулась Ириша.

– Да, но ты не волнуйся, мы про тебя ни словечка несказали! – успокоила ее Матильда.

– Но если ты захочешь дать показания, свободно можешьобратиться в милицию, хотя, думаю, на него и так материалов хватит, –добавила я.

– Дать показания? – задумалась Ириша. – Нет,я не буду.

– Почему? – удивился Митя.

– С меня хватит и того, что его поймали. Я ведь его…любила… Не хочу добавлять ему обвинений.

– Может, ты ему еще передачи в тюрьму носитьбудешь? – вскипел обычно сдержанный Митя. – Может, ждать егонамерена? А он выйдет и найдет себе другую. Зачем ему такая дура!

– Нет, – тихо, но твердо заявила Ириша, –нет, я не буду его ждать, не буду носить ему передачи, но и добавлять ему сроктоже не буду. С меня достаточно того, что он арестован. Это справедливо. И все.Больше я не желаю говорить на эту тему.

С этими словами Ириша удалилась.

– Дура! Вот дура! – сокрушался Митя.

– А я ее где-то даже понимаю, – проговорилаМотька.

Митя вытаращил глаза.

– Ты? Ты ее понимаешь? Выходит, папа прав – все бабыдуры. Надо же такое придумать! Ася, а ты? Ты тоже «где-то» ее понимаешь?

– Ну, не то чтобы… А впрочем, понимаю!

– Да, – вздохнул Митя. – Безнадега!

Как хорошо, когда нет никаких расследований! Спокойно, тихо,хотя немножечко… пресно, что ли? Можно отоспаться, не надо то и дело вратьвзрослым, но все равно чего-то словно бы недостает.

Прошло два дня, мы сдали последний экзамен, и теперь намосталось только вместо практики три дня проработать на уборке школы итерритории.

Мы с Матильдой мыли окна в нашем классе. Вадик Балабушка иМакс Гольдберг таскали нам ведра с водой.

– Вот молодцы, девочки! – заглянула в класс нашаКлавдя, классная руководительница. – Да у вас сноровка какая!

– Большой опыт, – сказала Матильда.

– У тебя да, я понимаю, но у Аси…

– Клавдия Сергеевна! – взорвалась я. – Почемусчитается, что внучка певца, дочка актрисы обязательно безрукая кретинка?

– А раньше такая литература была, – вмешался вразговор Макс, – если у тебя дед знаменитый, значит, ты уж безусловнобелоручка, задавака и вообще дрянь!

– Не знаю, Макс, в литературе ли тут дело, но такойстереотип существует. И, как всякий стереотип, он заслуживает пересмотра…Извини меня, Ася. Я тоже поддалась стереотипу.

– Честно говоря, от вас, Клавдия Сергеевна, я этого неожидал, – заметил Макс Гольдберг. – Стереотипное мышление вамнесвойственно, что, надо признать, для учителя большая редкость.

– Ну, спасибо, Макс, не знаю даже, как и восприниматьтвои слова.

– Как комплимент.

И Клавдюшка зарделась.

– Кстати, ребята, я хотела вас спросить – что такое сЛюдой Кошелевой творится?

– А что? – заинтересовался Макс.

Мы с Мотькой переглянулись.

– Девчонки, вы что-то знаете? – насторожиласьКлавдя.

– Да так, краем уха слышали, у них какие-то семейныенеприятности… – нехотя сказала я.

– Ничего серьезного? – допытывалась Клавдя.

– Да вроде нет, – отвечала Мотька.

Когда Клавдя ушла, а мальчишки побежали за водой, Мотькавдруг сказала:

– Слушай, Аська, а ведь Дружинина мы не отработали.

– Зачем нам его отрабатывать? Подумаешь, предоставилдачу дружку, большое дело!

– Да дружок-то уж больно странный, это еще мягкоговоря.

– Но ведь Людка нас, можно сказать, отстранила от дела…

– Ну и что? Дело-то от нас не отстранилось!..

– Ломоносов наших дней! «Можно меня отставить отакадемии, но нельзя академию отставить от меня!»

– Я не уверена, что Михайло Васильич говорил именнотак, а не наоборот…

– Я тоже не уверена, но дело не в этом. Ты, что же,предлагаешь заниматься Людкиным делом без Людки?

– Я бы все-таки этого Дружинина проверила.

– Как?

– Как обычно. Наведалась бы к нему на квартиру…

– Но он ведь знает нас в лицо.

– Нас знает, а мальчишек нет…

Но тут вернулись Макс и Вадик, и разговор оборвался. Наконецмы разделались с окнами и сочли, что достаточно напрактиковались.

Люда с нами почти не общалась, только здоровалась. Но когдамы уходили из школы, я заметила, что она провожает нас тоскливым взглядом. Ирешила подойти к ней.

– Привет! – сказала я.

– Привет, – как эхо отозвалась она.

– Слушай, Людка, у тебя есть новости?

– Новости? Какие?

– Можно подумать, ты не понимаешь, о чем речь!