Яблоки были кисловаты и свели мне рот, но это было терпимо. Все лучше, чем мучительная жажда.

Ну, вот и стена. Я хорошо помнил о проволоке и битом стекле на ее вершине. И помнил не только я.

— Слушай, Стас, — сказал Слава. — Давай, может, обойдем. Зайдем через ворота. Смотри, у соседей забор сгорел. Там пройти теперь можно.

— Ну ты и глазастый! Опасно, — ответил я. — Но я подумаю.

Лезть наверх отчаянно не хотелось: опять обдирать пальцы на руках, а теперь еще и на ногах… Я решил рискнуть.

— Хорошо. Пойдем вдоль стены до конца. Потом осмотримся и просочимся через ворота.

Мы очень-очень тихо, очень аккуратно двигались вдоль стены, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Где-то не очень далеко от нас снова началась стрельба. Мы замерли. Стрельба стала удаляться, и я немного успокоился. Я достиг угла и убедился, что соседский забор, деревянный, на самом деле сгорел дотла, а нашему — кирпичному — практически ничего не сделалось, не считая того, что он был весь покрыт сажей. Я прислушался, пригляделся. Кругом было тихо. Отдаленная стрельба только подчеркивала это. Я дал знак, и мы бесшумно, как тени, проскользнули через ворота во двор.

Честно говоря, узнать его было трудно. Беседка сгорела, сараи сгорели и развалились, от дома остался только кирпичный остов. Мы осмотрелись.

— С чего начнем? — как-то преувеличенно бодро спросил Славик. — С документов или с подвала?

Чему обрадовался, непонятно.

— Чем копать будешь?

— Чего?

— Чего! Мы ящик под лопату закапывали. Ты его руками надеешься выкопать? А?

— Э-э-э… — промямлил Слава неопределенно.

— А в подвале есть лопаты. Я их там точно видел. А чтобы открыть подвал, нам нужно только найти вход.

— Сущая мелочь, — усмехнулся Леха.

Я тоже усмехнулся:

— Другой альтернативы нет.

Мы остановились перед домом. Вернее, перед тем, что раньше называлось домом. Теперь здесь были только стены, уголь, зола и обломки. Стараясь особенно не шуметь (насколько это вообще было возможно), мы начали поиски, обмениваясь короткими тихими репликами.

— Вот здесь крыльцо. Значит — это кухня. Точно. Вот ножки, кажется, не догорели. Напротив — зал. Ай, опять наступил на что-то! Блин, ногу распорол. — стонал Славик.

— Тихо! Терпи, блин! — откликнулся я.

— Вот тут коридор был… Ой, вот и лестница на чердак. Видно, когда крыша сгорела, она вниз упала. И если здесь был ход наверх… — бормотал Леха.

— Стас! Я, кажется, лопату нашел! — обрадовался Славик.

— Хорошо, отложи в сторону. Запомни, куда отложил! Мы уже где-то у цели…

— Ой, блин, здесь навалено! Слушай, а крышка у входа в подвал, случаем, не деревянная была? Она же сгорела, наверное…

— Да нет! Там сверху было дерево, а под ним железо толстое, — успокоил я Славку.

— Так они там сгореть могли или в дыму задохнуться…

— Да нет же, блин! Там подвал был как бомбоубежище — на случай ядерной войны. Это же немцы самим себе строили! На века! Ничего там с ними не будет. Если только их не нашли, конечно.

— Да непохоже, чтобы нашли. Следы были бы какие-нибудь… — предположил Леха.

— Какие, например?

— Я не знаю, какие-нибудь! Наверное.

— Я думаю, в горящий дом даже духи не полезли бы. Да где же этот люк?! Черт его побери!

— Да вот он! — сказал Леха.

Мы присели над люком. Я начал осторожно стучать по металлу, стараясь, чтобы у меня получилась мелодия гимна Германии, но ничего не выходило. Тогда я перешел на футбольный марш. Металл приподнялся, но только на очень узкую щель. И я был уверен, что из этой щели на нас направлено дуло винтовки.

— Оля, это мы, — тихо проговорил я, надеясь, что имя «Оля», которым я еще не так давно называл ее на чердаке, окончательно снимет всякие подозрения. Хотя она и так должна была узнать меня по голосу. А уж Славкины повизгивания вообще трудно было бы с чем-то спутать.

— Очень хорошо, — сурово раздался снизу женский голос. — Я уже и не надеялась. Спускайтесь.

Мы быстро нырнули в подвал и плотно закрыли за собой люк. Хельга мрачно сверкнула на нас глазами, но ничего не сказала. Это показалось мне странным; я бы на ее месте обязательно спросил, где наши штаны и обувь.

— Как Игорь?

В зависимости от этого ответа нужно было планировать все наши дальнейшие действия.

— Игорь умер. Я была бессильна.

Это был настолько холодный, бесчувственный голос, что мне показалось, будто со мной говорит робот. Впрочем, много ли я понимаю? Она могла быть просто в апатии, и я бы ее отлично понял. «А может быть, у нее настолько суровый нордический характер?» — подумал я, но отбросил эту мысль. Это было бы уже слишком для столь молодой девчонки. Ну не валькирия же она?

— Вон он лежит в углу.

Но подвал освещала одна-единственная маленькая керосинка, и в том темном углу мне ничего не удалось разглядеть.

— Если бы вы не ушли… — впервые в речи Хельги я почувствовал настоящие эмоции: горечь и, к моему большому сожалению, злость.

«Эге, — мелькнула у меня подлая мыслишка. — Если мы ее отсюда выведем живой, то она моему начальству может нажаловаться. И тогда мне мало не покажется. Совсем плохо будет. Не лучше, чем здесь сейчас. Что же делать-то?»

— И что бы мы сделали? — ответил, слегка заикаясь, Леха. — Мы не врачи. Мы не могли забрать его с собой. Мы, если хочешь знать, весь день в какой-то выгребной яме просидели. В дерьме по колено. Куда бы мы с ним? Скажи спасибо, что мы за вами вернулись, хотя наверху еще стреляют. И мы вообще не в курсе, что творится в городе. Лучше скажи, у тебя вода есть? Мы весь день ничего не пили. Сдохнем сейчас.

Я был уверен, что Леха преувеличивает — яблоки немного помогли. Но Олю нужно было на что-то переключить. Чисто психологически Леха действовал абсолютно верно.

— То-то же прет от вас, как из сортира, — отметила черствая Хельга. — Но вы живы, а мой брат мертв.

— Оля, — начал я заводиться. Мне очень хотелось выплеснуть весь сегодняшний ужас и негатив наружу. И мне казалось, что сейчас самый подходящий момент. — Мы ни в чем не виноваты. Мы его в эту машину не сажали. Он сел в нее сам. Это было безумие. Но если ему ведро с гайками было дороже собственной жизни, то мы-то тут при чем!!!

Я заорал распалившись, и, на мгновение забыв, в какой тяжелой и опасной ситуации мы все сейчас находимся, тут же заткнулся. Все замерли. Мы сидели молча где-то около пары минут, боясь нарушить тишину. Потом Хельга равнодушно сказала:

— Воды у меня нет. Игорь просил напоить его перед смертью, но мне было нечем. Мы брали воду в колонке на улице. В подвале не было ни капли.