— А как же вы их?.. Стреляли?!

— Да ну! Ты что? Конечно нет. Там тихо, наверху. Мы их лопатами… Короче, давайте выпьем. Помянем всех сегодня погибших, наших только, разумеется, и надо поспать.

Хельга выпила чаю, потом притащила какой-то не очень чистый стакан. Мы промыли его этим же самогоном, а потом по очереди выпили. Закусывать было нечем, и много пить мы не стали. За глаза хватило и этой порции. С усталости, на голодный желудок, нас почти мгновенно развезло, и мы повалились по разным углам этого обширного подвала. Хельга задула керосинку, и все погрузилось во мрак.

Внезапно я почувствовал, как чье-то горячее тело осторожно прижалось ко мне. Я вздрогнул.

— Это я, Хельга, — шепнула девчонка. — Мне страшно одной в темноте. И вообще просто страшно. Можно я полежу рядом с тобой, Стас?

— Хорошо, — ответил я, потому что мне было реально безразлично, где она будет лежать.

Я обнял Хельгу, прижал ее к себе и практически тут же вырубился.

Пробуждение мое было быстрым и внезапным. Что-то приснилось мне такое, страшное, что я прямо во сне принял решение мгновенно проснуться. Я очнулся, но проклятый сон тут же исчез из моей головы, так что я даже не мог вспомнить, в чем, собственно говоря, было дело.

Хельги рядом не оказалось. Она сидела в том же углу, где до этого лежало тело ее брата, свесив руки, опустив голову, и, как мне показалось, бесшумно плакала. Я определил это по тому, как странно двигались ей плечи. Мне было видно девчонку, так как она, встав, зажгла керосинку. Я как-то, кстати, забыл вчера спросить, а сколько у нас есть керосина? Впрочем, в подвале вполне могли быть и свечи, и спички. Спички-то точно были, иначе чем она зажгла саму керосинку? На отсутствие логики я никогда не жаловался.

Мои друзья крепко спали, тихонько постанывая и похрапывая во сне. Видок у нас у всех был еще тот! Ноги были черные-черные, тут даже и объяснять лишний раз не нужно почему. Лица тоже не отличались чистотой. И руки. Мне казалось, что на моих руках еще до сих пор есть следы крови — и чужой, и своей собственной — все вперемешку. Мой вид у самого себя вызывал отвращение. Во всяком случае, взглянуть на себя в зеркало я бы не решился.

Я полез в потайной карман и достал мобильник. Сети не было. Аккумуляторная батарея была близка к нулю. Однако время мне увидеть удалось: было семь часов утра. Все мое тело ломило и стонало от вчерашних нагрузок — это было особенно неприятно, так как моим мышцам, судя по всему, предстояло еще работать и работать. Не хватало только, чтобы они подвели меня в трудную минуту!

Я снова опустился на спину, удобно пристроил голову на старом тюфяке и задумался. Поразмышлять было над чем. События вчерашнего дня казались уже чем-то совершенно невероятным, но это был вовсе не повод для того, чтобы чрезмерно расслабиться. Ситуация не располагала к оптимизму, скажем так. Мысли мои побежали, как табун тараканов — в разные стороны.

Как ни странно, лучше всего у нас обстояли дела с оружием. Вчера мы использовали обе гранаты — очень приятно, что максимально эффективно; несколько винтовочных патронов (по моим прикидам, патронов к «мосинке» должно было остаться еще штук пять; но их качественное состояние было, к сожалению, неизвестно) и у меня — полтора рожка к «АКМ». Еще был спортивный пистолет, чтобы брать на испуг, да тесак у Хельги — для рукопашного боя. Так что посражаться-то мы еще могли. Недолго, конечно, но могли. Особенно если у противника не окажется огнестрельного оружия. То есть здесь все было хорошо, а вот остальное…

Чудодейственного чая оставалось на дне. Это было вчера. Если только ночью его никто не допил. Та же Хельга. Или Славик. Вот Славик это мог сделать запросто. Он, конечно, товарищ… Но такой товарищ, что только успевай за ним в оба глядеть. Может быть, не зря его тесть так чморит?

Так вот, если сидеть здесь еще один день, то вопрос воды становится критическим. Сейчас проснутся эти двое, опять начнется нытье про воду, «Стас — то, Стас — это». Как будто я им нянька какая-то! Я, типа, их втянул в эту историю, я должен и вытащить. Вытащу, конечно. По крайней мере, постараюсь. Но без воды будет тяжело.

Так как все-таки поступить? Просидеть день в подвале и выйти ночью? Фонарик у нас теперь есть… Просочиться по-тихому… Или ждать в подвале, пока вся эта бодяга не закончится? Но если это надолго? Без воды?.. Через пару дней, а то и через день мы не сможем нормально двигаться, по причине банального обезвоживания. И тогда шансов немного будет. Да и Славик два дня без воды не выдержит точно. Терпение — это совсем не его конек.

А что, если попробовать прорваться днем? Сомнительно и опасно… Зато неожиданно. Основная масса погромщиков, скорее всего, переместилась в новые районы. Хельга должна по идее знать этот район. Это надо уточнить обязательно. Возможно, она может предложить хороший и безопасный маршрут. Хорошо бы напиться! Ужасно пить хочется. Сушняк еще тот!

Я решительно поднялся. Хельга вскинула голову.

— Олечка, — сказал я ласково, — скажи мне, пожалуйста, чай у нас еще остался?

— Да, — ответила она, — я его припрятала. Кто-то из твоих тут ночью шарился, наверное, фляжку искал, но не нашел, конечно. Хочешь?

— Давай, — ответил я, получил фляжку и постарался сделать скромный глоточек.

Однако жидкости на дне сосуда все равно осталось чертовски мало. Я сразу понял, что, когда мои парни проснутся, нытью и обидам не будет конца.

— Олечка, — снова спросил я, сев рядом с ней и вытянув свои болящие ноги. — А еще вот такой вопрос. Ты этот район хорошо знаешь?

— Отлично. Я здесь, можно сказать, все детство провела.

Это меня очень обрадовало и вдохновило. Да еще чудо-чай как будто приглушил боль в теле и прибавил сил.

— Ты мне тогда так скажи. Можно отсюда безопасно просочиться на окраину?

Хельга задумчиво почесала переносицу.

— Дай мне подумать, — сказала она.

Я откинулся к прохладной стене и прикрыл глаза. Пусть думает, я не против. Хельга что-то зашептала. Я медленно открыл глаза и повернул голову. Но она обращалась не ко мне: она тихо разговаривала сама с собой. Я прислушался — говорила по-немецки.

«Ну надо же! — подумал я. — Сюрреализм какой-то».

— Можно пройти к реке по глухим переулкам. Там обычно всегда пусто. Мы детьми так бегали.

Я тихо затосковал. Хельга явно не представляла, как сейчас выглядит район, где она выросла. Хотя, может быть, это я заблуждаюсь?

— Оля, я тебе такую неприятную вещь скажу… Хотя, впрочем, вряд ли тебя сейчас что-то может сильнее расстроить, чем то, что уже и так случилось… В общем, там — наверху, много чего сожгли, так что… Ты теперь вряд ли сможешь узнать родные места.

— Я догадываюсь, — ответила Хельга. — Но это такой маршрут, что вряд ли пожар мог его сильно изменить.