взъерошенным волосам и без лишних объяснений вышел на свежий воздух, забыв надеть второй носок.

Солнце сегодня радовало жителей Грейвтауна своим ярким ликом. Горожане уже вовсю занимались своими делами и никакого внимания на растрепанного Стентона они не обращали. Это было ему несказанно на руку.

Лоренс, увидев женщину с ребенком, вспомнил свой ночной кошмар. Точнее, воспоминание. Раньше он не помнил, чтобы кто-то спасал его из того пожара. И Джонатан никогда не упоминал об этом. Он говорил лишь, что Лоренс спасся чудом. Но теперь в его сложном гобелене появилась еще одна ниточка, которую надо было куда-то вплести, чтобы получился цельный узор.

Могла ли быть эта женщина одной из тех, кто отвез меня в Лондон? Возможно. Но как это выяснить? Сколько ей сейчас должно быть лет? Живет ли она все еще здесь?

И снова в его голове вились десятки вопросов без ответов, как будто чайки в море над дохлой рыбой. Его серое вещество работало на пределе. Он метался между тем, что ему рассказал старик в пабе и информации, которую они нашли в дневнике Роберта Кросби, и вопросами, связанными с его прошлым. Разумеется, для Стентона важнее всего было докопаться до правды о судьбе его семьи, но вопрос о странном доме и ведьмах казался ему неотъемлемой частью целого пазла, ведь зачем тогда Джонатан прятал дневник в таком странном ящике. Следовательно, он был важен для чего-то или для кого-то.

Стентон блуждал по улицам несколько часов, совсем позабыв о времени. Он опустился на самое дно океана своих размышлений, что не заметил, как стоял перед белокаменной церковью.

Лоренс не мог назвать себя тем, кто свято верил в Господа или высший суд. Он никогда не исповедовался. Не то, чтобы юноша считал себя безгрешным, но за всю свою жизнь от старался относится к людям уважительно и со всей своей добротой. Он помогал тем, кому мог, уважал тех, кого требовалось, любил свою семью, как умел. Его не столько заботил вопрос распределения его души в рай или ад. Стентон этого не боялся. Он не боялся состарится и умереть в отведенный ему час.

Его рука толкнула массивную деревянную дверь и в нос устремился сильный запах ладана. Церковное помещение практически ничем не отличалось от тех, что он видел за всю его жизнь. По бокам в ровные ряды были выставлены дубовые скамьи, на потолке висела пара обычных люстр. По бокам были развешаны иконы святых. Пройдя к алтарю в конце зала, он увидел раскрытую библию, которую Лоренс так и не удосужился прочесть.

– Здравствуй, сын мой, – откуда-то сбоку вышел пожилой священник в белых одеждах. – Что привело тебя в храм Господа?

– Добрый вечер, святой отец, – робко ответил Стентон. – Я просто зашел посмотреть. Простите за беспокойство.

– В храм Божий всегда человека приводит нужда. Когда ты исповедовался в последний раз?

Лоренс не верил в Бога, но верил в то, что человек – не единственная форма жизни. Юноша был убежден, что все, о чем они прочли в дневнике Роберта Кросби – правда. Естественно, священнику он о своих размышлениях рассказывать не стал, иначе бы тот принялся изгонять из него демонов.

– Не судите строго, святой отец, но я никогда не исповедовался. Или, по крайней мере, не помню, когда откровенничал в последний раз.

– Не мне тебя судить, сын мой. Господь будет судить тебя на небесах, – пастырь сел на скамью и похлопал по месту рядом с собой. – Присядь. Расскажи, что тебя гложет.

Лоренс, помявшись на месте пару секунд, все же присел рядом со священником на расстоянии вытянутой руки.

– Скажите, святой отец, вы живете здесь всю жизнь?

– Да. Я родился здесь шестьдесят восемь лет назад.

– Вы что-нибудь знаете о пожаре, который случился в южных окрестностях этого города 23 августа 1895? – лицо священника озарила грустная улыбка.

– Помню я ту злополучную ночь. Господь тогда забрал души Вивьен и Чарльза Стентонов. У них ведь остался … – священник запнулся и вгляделся в лицо юноши. – У них остался сын – Лоренс. Как же я сразу тебя не узнал.

– Да, – грустно ответил парень. – Вы хорошо их помните? Знали их?

– Мне плохо запомнился твой отец, но вот Вивьен была очень красивой женщиной. Она была очень отзывчивой, каждое воскресенье приходила сюда и молилась за тебя. Ты очень похож на нее.

– Спасибо, святой отец. Мне всегда было интересно, на кого я похожу больше. В моей памяти их лица почти растворились.

– Бедное дитя. На твою долю свалилось столько невзгод, – он прикрыл глаза, будто вспоминал что-то. – То была ужасная ночь, страшный пожар. Говорят, что это был несчастный случай. Но хвала Господу, он спас тебя, позволил продолжить жизненный путь.

– Простите, но это была не Господня воля, святой отец, – сурово сказал Лоренс, сжимая край скамьи. Он устал слушать одно и тоже. – Меня спасла какая-то женщина. Но я упорно не могу вспомнить ни ее лицо, ни ее имя. Словно все, что связано с тем пожаром стерли у меня из головы, пряча что-то очень важное. Если она еще жива, я хочу поблагодарить ее и расспросить о том, что случилось!

Пастырь мгновенно подскочил на ноги, словно его что-то напугало.

– Держись подальше от нее! Она – сущий Дьявол! – испуганно пробормотал священник и заторопился уйти. – Нечистый дух! Дитя тьмы!

– Кто она? Что вам известно? – Стентон обогнул скамью и пошел за мужчиной, преграждая ему дорогу. – Почему в этом городе от меня все скрывают?

Священник странно скривил свои губы, словно хотел что-то сказать, но не мог. Лоренс слышал скрежет его зубов друг об друга и видел, как мужчина тщетно пытается выдавить из себя какое-то признание.

– Я ничего не могу сказать! Доброй ночи! Да благословит тебя Господь, дитя! – это последнее, что услышал Лоренс перед тем, как дверь перед его носом захлопнулась.

– Трус! – крикнул он в пустоту. Отчаяние яростно жгло ему горло. И он просто закричал. – А-а-а!

Ему ничего не оставалось, как сдаться и пойти обратно домой, разгневанным и недовольным, попутно проклиная все, что он видел на своем пути. Лоренс резким толчком захлопнул за собой двери церкви и быстрым шагом направился прочь.

На город уже опустились сумерки, а небо усыпали первые звезды. Бродя между домами, Лоренсу казалось, что за ним кто-то наблюдает, перебираясь с крыши на крышу. Но, осматриваясь по сторонам, никого он на них не видел, ни малейшего намека на постороннее присутствие.

Паранойя. У меня просто паранойя.

…

Шумно войдя в дом, он обнаружил Габриэля, который ходил