Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Павел Петрович, — начать я решил подчёркнуто по-деловому, но с должной вежливостью, — я стыжусь красть ваше время, поэтому давайте сразу о деле.
— Давайте, Алексей Филиппович, — с видимой охотой поддержал мой настрой боярин.
— Что входит в служебные обязанности приказного советника Ташлина? — сразу спросил я.
— Евгений Павлович возглавляет розыск и выкуп у владельцев предметов старины, достойных выставления в царских музеях и хранения в царской библиотеке, — ответил Висловатов.
Ого! По прошлой своей жизни я имел некоторое представление о том, какие махинации в подобных делах можно прокручивать и какие деньги на этом зашибать. Должно быть, такой цинизм как-то проявился на моём лице, потому что боярин сразу же принялся уверять меня в полной и абсолютной чистоте помыслов и действий Ташлина:
— Даже не подумайте ничего такого, Алексей Филиппович! Все выплаты от ста рублей проводятся только казначейскими переводами, до ста рублей — под расписки и письменные отчёты!
— А оценивают те предметы как? И кто? — уцепился я.
— В большинстве своём сами владельцы и оценивают, — как о чём-то само собой разумеющемся, сказал Висловатов. Хм, интересно… — Да только люди сплошь и рядом сами не понимают, какие ценности им достались, вот и запрашивают за них вполне приемлемую плату. А Евгений Павлович ещё и поторгуется, и получается так, что для казны особого наклада при выкупе не бывает.
М-да, как-то уж очень гладко выходило оно у Висловатова. Ну вот не верю! Да, при таком раскладе, если для покупателя цена приемлема и начальство потом ту цену не оспаривает, возможностей для воровства вроде бы и не просматривается, но…
— А каким образом Ташлин те предметы разыскивает? — чтобы за что-то тут ухватиться, я захотел представить себе всю последовательность действий.
— По архивным записям, по упоминаниям в иных источниках, по расспросам учёных и просто знатоков, — перечислил Висловатов. — Да вы лучше самого Евгения Павловича о том спросите.
— А дальше что? — я пока сделал вид, что совет расспросить самого Ташлина не услышал.
— Дальше Евгений Павлович едет к владельцу, на месте определяется с состоянием и ценностью предмета и уже начинает говорить о его выкупе, — рассказал боярин.
— И часто Евгению Павловичу ездить приходится? И куда, кстати? — я всё пытался нащупать что-то такое-этакое, за что можно было бы зацепиться.
— Да по всему царству, — вздохнул боярин. — По Москве-то почти всё уже давно разыскано да выкуплено.
— И что, из каждой поездки он что-то привозит? — удивился я.
— Да нет же, нет, Алексей Филиппович, что вы! — Висловатов только что руками не замахал. — Далеко не из каждой! Иной раз, знаете, и записи в архивах неточны, иной раз состояние предметов делает их выкуп невозможным, всякое бывает…
— А Ташлин один этим занимается? — я всё пытался искать зацепки.
— Нет, конечно, — ответил боярин. — Ещё палатный надзиратель Серов Виктор Сергеевич и палатный надзиратель Варчевский Христофор Донатович.
— А приказной советник Ташлин над ними старший? — предположил я.
— Именно так, — подтвердил Висловатов. Ну да, странно было бы, если бы в деле, где заняты два капитана и подполковник, как звучали бы в армии чины названных лиц, подполковник не оказался старшим…
Наша с первым государевым советником любезная беседа продолжилась ещё недолго. Я получил заверения, что могу в любое угодное мне время (в присутственные часы, разумеется) получить доступ к любым бумагам, а также беседовать с Ташлиным либо иными чинами Палаты, ежели у меня возникнет таковая необходимость. Я так и не смог понять причину такого благоприятствования — то ли боярин Висловатов и правда рад, что в его ведомство царь прислал своего личного доглядчика, не пустив туда губных или, упаси Господь, тайных, то ли сам верил, что всё у него чисто, то ли полагал, что отставному подпоручику дела Палаты окажутся не по зубам, то ли наличествовали все эти причины, вместе взятые. Но и предвидение, и опыт двух уже жизней, и простейшая логика подсказывали, что в Палате вовсе не так всё благостно, как это пытался показать её главноначальствующий. Да и государь меня сюда направил не просто так.
Правда, эти мои предчувствия наткнулись, едва возникнув, на серьёзную преграду. Ведь если боярин Висловатов готов предоставить мне все бумаги, значит, он уверен в том, что в них полный порядок. Мысль о подделке тех бумаг специально для меня я сразу же отбросил ввиду полной невозможности провернуть такую подделку. Я имею в виду, провернуть качественно, чтобы совсем ничего нельзя было распознать. Получается, что либо всяческие неблаговидные дела творятся за спиной главноначальствующего, либо же вообще не отмечаются письменно. Хм… Нет, хоть что-то должно быть на бумаге, что-то такое, за что можно ухватить. Ладно, как бы и что бы там ни было, а деваться-то мне особо и некуда, надо искать.
Поиски свои я начал с чтения послужной ведомости Ташлина. Читать пришлось прямо у Висловатова в кабинете, пристроившись на месте одного из секретарей, коего ради такого случая главноначальствующий временно отправил в приёмную. На первый взгляд, служебная история Ташлина казалась более извилистой и замысловатой, нежели у Висловатова — до поступления в Палату успел Евгений Павлович послужить в разных местах по гражданской части, но именно что на первый. В Московской городской управе Ташлин служил в отделе, заведовавшем публичными библиотеками, затем нёс службу в уже знакомом мне Кремлёвском архиве, откуда и перешёл на нынешнее место. Ничего особенного я больше в послужной ведомости Ташлина не вычитал, хотя и отметил несколько записей о выраженном ему начальственном благоволении и ни одного наложенного взыскания. Да, ещё там был отмечен второй разряд одарённости — не Бог весть что, но поиску древностей могло и способствовать.
Общение с самим приказным советником Ташлиным я начал с выражения ему своих соболезнований в связи с гибелью супруги. С таким же успехом, как мне представляется, я мог бы пожелать Ташлину доброго утра, сказать, какая замечательная стоит на дворе погода, поздравить его с выигрышем в карты или поделиться достоверным знанием того, что на будущую пятницу назначен конец света — Евгений Павлович посмотрел на меня уже хорошо мне знакомым тяжёлым цепким взглядом и буркнул