– Не желаете ли чаю, леди Лисандра?..

– Вы издеваетесь? – произнесла я подчёркнуто тихим голосом.

Сахарная улыбочка Ливингстоуна подувяла, и он решил напустить на себя сочувственный вид.

– Что ж, разговор нам предстоит не самый приятный. Гаррет, мальчик мой, ты уверен в своём решении? Я полагаю, ты реагируешь несколько чрезмерно, ведь времена нынче совсем иные…

– Всё уже решено и официально оформлено, – ответил отец, глядя, впрочем, не на Ливингстоуна – на меня. – Лисандра, я смирился бы с тем, что ты не от меня – в конце концов, где-то в глубине души я всегда это подозревал. Но называть своей дочерью тёмную ведьму я просто не вправе. Мои предки перевернутся в гробах; мою семью не примут ни в одном приличном доме; мои сыновья останутся без невест…

Всё это я прекрасно понимала – как не понимать? Но предательство всегда остаётся предательством, в какую обёртку ты его ни упакуй. Каждое слово отца… лорда Сеймура больно ранило.

Нормальные девушки, когда им больно и страшно, обычно плачут и умоляют. Вот только я нормальной никогда не была.

Когда мне больно и страшно, я прихожу в ярость.

– Никогда бы не подумала, что Гаррет Сеймур, верховный страж столичного региона, – трусливое ничтожество, – бросила презрительно и зло. – Хотя бы наберись смелости сказать мне в лицо – я отрёкся от тебя, Лили! Я никчёмный трус, Лили! Я двадцать лет звал тебя своей дочерью, Лили, только чтобы вышвырнуть из дома, как надоевшего щенка!

– Замолчи, Лили! Заткнись сию же секунду, иначе видят звёзды, я всыплю-таки тебе ремня! – рявкнул он, стиснув кулаки до побелевших костяшек. – Ты понятия не имеешь, какой ценой мне далось это решение. Я сделал то, что должен, и не собираюсь оправдываться.

– Ну конечно. Ты никогда не оправдываешься.

Он взглянул на меня так беспомощно и несчастно, что на какой-то миг мне стало ужасно его жаль. Но только на миг. Ярость моя куда сильнее жалости.

В последние дни ярость со мной повсюду. Я даже начала привыкать… и получать какое-то извращённое удовольствие.

– Скажи спасибо, что не вышвырнул тебя на улицу в одном платье, – процедил лорд Сеймур, снова уставившись себе под ноги. – Ты получишь свои вещи, и я положил на твой счёт достаточно золота. Хватит на шесть лет обучения и ещё останется на приданое…

– Да не нужны мне твои подачки! – огрызнулась я. – Я выживу и без тебя, ясно? Любой ценой выживу. Пойду работать. Не возьмут в трактир, так в борделе точно не откажут, я ведь смазливая, да?.. Но твоё предательство никогда не забуду, чем бы ты от меня ни откупился. Слышишь? Никогда.

– Лили, прошу, не надо… – выдавил он откровенно жалким тоном. В жизни не подумала бы, что мой отец так может. – Ты не останешься без имени – старая ведьма Найтстар этого не допустит. Я запретил твоей матери видеться с тобой, но это только на первое время… максимум на год…

Лучше бы он и дальше глотку драл. Потому как, слушая эти никчемные попытки оправдаться, сорвалась уже я.

– Будь ты проклят, Гаррет Сеймур! – закричала, подлетев с кресла и до боли впившись ногтями в свои ладони – сила рвалась с поводка, требуя слова подкрепить действием. – Неужели я не была идеальной сестрой и дочерью?! Я делала всё, что бы вы с матерью ни просили! Была лучшей всегда и во всём! Общалась с подружками, которых вы выбрали, носила одежду на ваш вкус, стала невестой мужчины, который нравился вам – не мне. За что ты меня наказываешь?! Я ничего не сделала! Я не виновата, что твоя драгоценная Лита оказалась немногим лучше дешёвой потаскухи!

– Не смей так говорить о матери! Ты ничего не знаешь!..

Не знаю. И знать не хочу. Потом, конечно, об этом пожалею, но…

– Нет у меня матери, – глухо произнесла я. По левой руке лениво скатилась капелька крови – надо же, распорола ногтями ладонь и даже не почувствовала. – И к чему было годами ради вас из кожи лезть? Нет у меня ни матери, ни отца, ни братьев. Только я сама.

– Леди Лисандра, – промямлил Ливингстоун, точно опасаясь, что я прокляну-таки отставного родителя чем-то забористым, – давайте успокоимся и обсудим ситуацию как взрослые люди. По всему выходит, что я теперь ваш временный опекун…

– Гражданский кодекс говорит иначе. Двадцать мне исполнится менее, чем через полгода, что делает меня полностью дееспособной. Вы, конечно, всегда можете оспорить это в суде, но до тех пор могу я идти? Сэр.

Ответа я уже не слышала. Не хотела слышать. Руки ходили ходуном, воздуха отчаянно не хватало, а сердце билось, как у загнанного зверя. Больно. Так больно! В какой-то миг показалось, что я просто рухну замертво; что стресс и сжигающая нутро обида доделают то, что не удалось Мэддоксу.

Но всё же я кое-как подцепила края куцей юбочки, изображая поклон.

– Лорд Сеймур, счастливо оставаться.

Меня остановил Блэквуд, у самой двери внезапно вцепившийся мне в плечо. Окинул оценивающим взглядом, прищурился мрачно и вдруг вытянул руку ладонью вверх.

– Кольцо, леди Лисандра. – Я непонимающе уставилась на него, на какой-то миг и впрямь забыв о раздирающих душу и сердце переживаниях. Глянула на артефакт силы, красующийся на моём пальце. – Кольцо Лайтнингов у вас при себе, верно? Полагаю, помолвку можно считать расторгнутой.

Я заторможенно кивнула и полезла в карман. Дурацкий бриллиант, царапнувший ладонь, был всё таким же красивым, но теперь казался мне ещё более неуместным и пошлым. Выразительно скривившись, вложила постылое украшение в руку Блэквуда, а тот щелчком пальцем отлевитировал его на стол Ливингстоуна.

– Советую проверить на проклятья, – едко отметил он. И, не дожидаясь прощальных фраз, толкнул плечом дверь. – Пойдёмте, леди Лисандра. Я провожу вас в вашу комнату.

Ни в какую комнату мы не пошли – стоило только выйти в коридор, как Блэквуд вдруг притянул меня к себе, обнял одной рукой. Я успела заметить мелькнувший в его пальцах тёмный камень на цепочке, а в следующий миг меня утянуло в вихрь телепорта. Невольно вспомнилось, как в прошлый раз меня таким способом перемещал Мэддокс…

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Блэквуд, отстранившись от меня.

Я огляделась – мы и впрямь оказались в комнате. Не в моей, конечно – в моей бы в жизни не поместились сразу и диван, и пара кресел, и журнальный стол, и притулившийся в углу у окна стол-бюро. Здесь темно и как-то… пусто. Только стоящий возле двери саквояж и графин с парой стаканов выдавали, что это место кому-то принадлежит.

– Ещё не успел обжиться, – в ответ на мой взгляд пояснил Блэквуд. – Хотите воды?

– Скорее уж вина, – попыталась улыбнуться я. Вышло, видимо, совсем жалко: Блэквуд остался так же мрачен, как и когда мы выходили из кабинета архимагистра.

– Есть только виски. Будете?

Я, подумав, кивнула – в самом деле, когда ещё доведётся выпросить спиртного у преподавателя в его же комнатах?