Сколько же я видел в разных театрах и в кино этих самых «смоктуноидов», которые донашивали маску Смоктуновского, совершенно не выражающую подлинную суть этого действительно своеобразного и неповторимого художника.

Вероятно, и у самого Иннокентия Михайловича, и у многих из нас существует особый образ самого себя. Этот образ он строит, поддерживает, развивает. Я думаю также, что у него, как и у многих из нас, истинный образ и актерская личина не совпадают. То, что самому актеру кажется прекрасным, мне, напротив, кажется часто игрой в странность, манерность и т. д. И наоборот, я с глубоким волнением каждый раз слежу за Смоктуновским на сцене или на экране, когда он по-настоящему действует, живет огромным внутренним содержанием роли, когда он не странен и смутен, а достаточно ясен и определен. Одним словом, когда он забывает о собственной маске, навязанной многолетней славой, сбрасывает личину и открывает живое, прекрасное, страдающее человеческое лицо.

Смоктуновский – один из тех немногих мастеров, которые способны наблюдать человека в самых тайных движениях его души. Он способен самого себя сделать объектом такого пристального наблюдения. Он умеет подмечать в жизни и перенести в искусство не только внешние признаки или особенные жесты того или иного персонажа. В основных своих ролях он оказался способным выразить и воплотить идею человеческой жизни, сделать эту идею пластически осязаемой и волнующей. В эпоху актерской бесформенности и безобразья он стоит на позициях жизненного реального театра. Может быть, именно поэтому, в конце концов, Смоктуновский пришел в Художественный театр. Близость к этому театру, если хотите, к этому направлению, у Смоктуновского не формальная, а генетическая. По своей природе, по характеру своего дарования он всегда был актером, исповедующим живое проживание роли на сцене. Он не терпит формального искусства, невероятно требователен к партнерам, может даже обидеть кого-то, но это всегда идет не от злой воли или каприза, но от каких-то идеальных представлений о возможном совершенстве театра.

Смоктуновскому было 50 лет, когда он пришел во МХАТ. Он пришел сложившимся мастером, имеющим обо всем собственное суждение. Он пришел в театр, который издавна был одушевлен идеей актерского ансамбля, с которым надо было считаться. Идея ансамбля, как он задуман Станиславским и Немировичем-Данченко, совсем не отрицает крупной актерской индивидуальности. Напротив, именно ансамбль такую крупную индивидуальность предполагает, не может без нее осуществить себя. Подлинный актерский ансамбль не может состоять из нулей или серых, выцветших артистов, давным-давно потерявших ощущение живой жизни. Театр, который создавал Станиславский и который мы стремимся возродить, состоял из уникальных художников. В старом МХАТе любили повторять, что актеров надо не брать на службу, а коллекционировать. Смоктуновский не просто и не сразу осознал необходимость игры по законам ансамбля. Он очень часто брал все на себя или, наоборот, если был не в настроении, уходил в себя на сцене, замыкался, как бы отгораживаясь от всего происходящего. Особенно ясно это было в чеховских спектаклях, которые вне ансамбля просто не могут существовать. Смоктуновский, на мой взгляд, замечательно играл Иванова, но далеко не каждый раз и только тогда, когда выполнял режиссерский рисунок и начинал видеть, что происходит вокруг.

Взаимоотношения Смоктуновского с режиссерами всегда были диалогическими, непростыми. Иннокентий Михайлович очень часто ругает режиссуру, которая, как ему кажется, не дает актеру до конца осуществить собственный замысел роли. Я думаю, что не стоит обижаться на Смоктуновского и в этом случае, тем более что несколько лет назад он сам взялся за постановку одного большого спектакля, несколько лет репетировал и на своем собственном опыте, думаю, понял, что это за профессия – режиссер и как важно, чтобы актеры работали совместно с режиссером, разделяя с ним и победы, и поражения.

Смоктуновский спорит с режиссурой, особенно в своих интервью, в которых часто проглядывает не столько он сам, сколько тот легендарный «образ Смоктуновского», о котором я уже говорил.

Однако в самом процессе репетиций Смоктуновский оказывается удивительно умным, чутким, я бы сказал, въедливо дотошным исполнителем. С ним интересно работать, как редко с кем из артистов. Для него нет мелочей, пустых мест, необязательных слов, которые можно пробросить. Он стремится наполнить жизнью каждое мгновение своего пребывания на сцене и требует такой же отзывчивости от партнеров. Вообще в нем нет того устоявшегося, окостенелого и отупелого формального навыка, который так часто подстерегает актеров. Смоктуновский внутренне подвижен, честен, самокритичен. Он тоскует по какому-то совершенству. В каждой своей роли он ищет и открывает что-то неожиданное в человеке. Даже в кинематографе, где он снимается довольно много, Смоктуновский сохраняет неповторимое лицо (притом, что так любит внешнюю трансформацию!)

Значительна его работа на мхатовской сцене – Иудушка Головлев в спектакле, поставленном Львом Додиным. Мне кажется, что в некоторых сценах, особенно там, где Смоктуновский не лелеет и не пестует свою «странность», а действует и постигает своего героя, он добивается поразительного результата. Он отдал этой работе очень много сил, но при этом видно, столько сил у него еще осталось, сколько он может еще сыграть, выражая себя и время, в котором мы все существуем.

Смоктуновский много лет был в безвестности, долго ждал, пока он оказался нужным времени. Понадобился определенный сдвиг в жизни общества, в характере искусства, чтобы театру пришлось впору его неповторимое дарование, лицо, голос. Что говорить, этим голосом озвучена целая эпоха нашего искусства. Он принес на сцену и в кинематограф не просто интеллигентного одухотворенного героя, который тогда понадобился людям. Он выразил и явил собою неповторимость человека, которая была предъявлена как высшее достояние общества. Он ничего не доказывал, ничего не проповедовал, он просто явился и был вот таким, каким все мы помним его в «Девяти днях одного года», «Солдатах» или в некоторых эпизодах «Гамлета». Потом неповторимость актера стали канонизировать, тиражировать, эксплуатировать, но Смоктуновский в этом, как говорится, невиновен.

Я уверен, что Смоктуновский всегда будет высоким примером актера, для которого вне искусства нет жизни.

Вера Алентова. Добрые соседи

Как состоялось знакомство с Иннокентием Михайловичем? Знаете, ведь знакомства бывают разного рода – знакомство с человеком или знакомство с актером. Естественно, сначала произошло знакомство с актером Смоктуновским, который вдруг стал греметь в Питере – нашей второй столице. Москва тоже о нем говорила, и так, поначалу весьма отдаленно, мы о нем узнали. Много слышали, много доносилось до нас мнений, что это явление в театре. Конечно, произвел совершенно мощное впечатление его князь Мышкин. И, собственно говоря, с этого началась слава Иннокентия Михайловича. Думаю, что это ни для кого не секрет, все знают этот факт его биографии. Но,