Моё собственное состояние было довольно тяжёлым, но стабильным – успели вовремя оказать помощь. Частично парализовало левые руку и ногу, но шансы на восстановление были неплохими.

Дочери я категорически запретила ко мне приезжать, настаивала на том, чтобы она всё своё время, какое только удастся выкроить, уделяла отцу. Однако через три дня они с Антоном всё же приехали ко мне. Света рассказывала, что об отце в хосписе хорошо заботятся, дают все необходимые препараты, что там очень внимательный персонал, к отцу приходят психолог и даже священник. Зная мой скептицизм, она сняла на телефон несколько фотографий.

Я немного успокоилась, хотя, конечно, в такую сказку поверить было трудно. Слова дочери звучали искренне, да и Антошка с восторгом рассказывал, что там красиво и смешные попугайчики, и дедушка хорошо себя чувствует. Но что может понимать в таких вещах пятилетний ребёнок? Так что сомнения у меня всё же оставались. До тех пор, пока я не увидела всё своими глазами.

Спустя неделю Света, видя, что постоянное беспокойство о муже мешает моему собственному выздоровлению, переговорила с врачом, забрала меня на полдня из больницы под расписку и свозила в хоспис. На меня, конечно, очень сильное впечатление произвели и вся обстановка, и воистину тепличные условия, которые там созданы для пациентов, и сердечное, чуткое отношение к ним всего персонала. Причём бросалось в глаза, что здесь это обычная норма поведения, а не видимость, специально создаваемая для какого-нибудь высокопоставленного ревизора из министерства.

ХОСПИС – ЭТО НЕ ПРИЮТ И НЕ БОГОДЕЛЬНЯ ДЛЯ НИЩИХ.

ХОСПИС – ЭТО МЕСТО, ГДЕ ЧУТКИЕ И ГОТОВЫЕ ПОМОЧЬ

ЛЮДИ ОТДАЮТ СВОИ СИЛЫ И ЛЮБОВЬ ТЕМ,

КОМУ ОНА ОСОБЕННО НЕОБХОДИМА.

Но больше всего меня поразили перемены в состоянии и настроении мужа. Гриша заметно приободрился при моём появлении и даже сделал попытку улыбнуться, что само по себе уже было чудом! Он рассказал, что здешним врачам удалось снять постоянно изнурявшие его приступы тошноты, и он теперь мог даже что-то покушать, не опасаясь обычных последствий.

Предметом же особой гордости Гриши стало то, что с помощью медсестры и ребят-волонтёров ему тут удалось принять ванну и по-настоящему вымыться. Дома, без крепких мужских рук, мы не могли себе позволить такой роскоши, приходилось кое-как обходиться обтираниями, при этом муж очень стыдился собственной беспомощности в таких простых вещах, и это угнетало его. А тут почему-то процедуры не казались унизительными. Вот что стало тогда, пожалуй, моим главным впечатлением об изменениях в состоянии мужа – его радость от ощущения собственной чистоты.

В первый раз Гриша пробыл в хосписе около месяца, Света с Антошкой всё это время навещали его. Дочку там, кстати говоря, обучили делать инъекции – сначала она ставила уколы под присмотром медсестры, а потом уже самостоятельно, так что прежняя боязнь у неё прошла.

Мужу стало значительно легче, и через несколько дней после моей выписки мы его забрали домой. Светлана взяла отпуск за свой счёт и осталась с сыном у нас, ухаживать за отцом и заниматься моей реабилитацией.

Нужно сказать, что Антон нас с дочкой стал всё чаще удивлять, постоянные посещения дедушки в хосписе сказались и на его поведении. Дома он больше не носился как угорелый, старался не шуметь, при этом не боялся подойти к деду и спросить, удобно ли ему, нужно ли что-то. Я даже подумала, может там с ним кто-то поговорил обстоятельно, врач или психолог, откуда такие перемены? Оказалось, что нет, видимо, он просто впитал царившую там атмосферу заботы и внимания, подражая взрослым.

Почти три недели муж провёл дома, за это время дважды его посещал врач выездной службы хосписа, осматривал и корректировал назначения. Потом опять наступило ухудшение, и Гришу снова положили в стационар.

Мы навещали его почти каждый день. Сначала думали со Светланой ездить в хоспис по очереди, чтобы не таскать с собой каждый раз Антошку, но тот неожиданно стал возмущаться, почему его не берут к дедушке. Да и Грише присутствие внука явно было приятно. Раньше ведь они практически не общались, а теперь успели привязаться друг к другу. Больше всего они полюбили вместе «гулять» в холле, где было устроено что-то вроде просторного зимнего сада – огромные фикусы, пальмы, папоротники и даже какие-то лианы, подвязанные к потолку. Словом, очень много зелени, а кроме того, большой аквариум, клетки с канарейками и теми самыми попугайчиками. Волонтёры помогали отвезти Гришу туда прямо на кровати, они с Антошкой наблюдали за рыбками и птичками, и дед рассказывал ему разные истории, о том, например, какой была его мама в детстве, или как мы с ним познакомились.

В один из приездов я застала у палаты мужа священника, который навещал его и раньше. Отец Алексий сказал, что Григорий позвал его, чтобы исповедаться и принять причастие, и он провёл обряд.

В тот раз и я услышала от мужа неожиданное признание. «Я ведь тогда всё уже продумал, – говорил он, – оставалось только дождаться, когда никого не будет дома. Слава Богу, не получилось. Не взял грех на душу и вам не оставил такую горькую ношу».

Позже он попросил меня отыскать телефон своего боевого товарища, с которым они вместе воевали в Чечне, хотел с ним проститься.

Максим сразу же откликнулся на мою просьбу, приехал на следующий день. Он конечно, был очень удручён состоянием друга, они ведь давно не встречались, и он ничего не знал о болезни Гриши. Но старался не показывать вида, держался молодцом и называл его не иначе как командир.

Муж рассказал нам с Антошкой, как Максим, который на десять лет младше его и в то время был совсем необстрелянным и худющим пацаном, вытащил его раненого с поля боя и нёс на себе пятнадцать километров к своим. Раньше муж никогда не делился своими военными воспоминаниями, и для нас эти рассказы стали откровением.

Мне разрешили находиться при муже постоянно, хотя помощи от меня было мало, рука после инсульта ещё плохо шевелилась. Врачи и медсёстры всячески поощряли любые мои усилия, а ещё присматривали, чтобы я не запускала своё собственное восстановление, делала упражнения. Со мной там даже специально занимался терапевт.

Максим теперь приезжал каждый день, привозил Свету с сыном на машине и отвозил обратно домой. Он быстро нашёл общий язык с Антошкой, и теперь они бывали в зимнем саду втроём, маленькой мужской компанией.

Лето было в разгаре, стояла тёплая, солнечная погода, и однажды Гриша произнёс что-то вроде «сейчас бы поваляться на пляже, походить босиком по травке». Недолго думая, Максим пошёл посоветоваться с врачом и назавтра организовал командиру вылазку на природу. Прихватил с собой из дома туристический коврик, толстые одеяла и маленькую подушку, а мы присмотрели небольшую солнечную лужайку в укромном уголке сада.

Максим на руках отнёс Гришу на этот нехитрый «пляж» и осторожно устроил там на лежанке. Мы примостились рядышком на втором одеяле, а Антошка принялся ловить бабочек и кузнечиков. Поймает – приносит деду, а тот полюбуется да и отпускает маленьких пленников на волю. Не передать словами, какое лицо было у Гриши, он буквально сиял.