Невольная дрожь пробежала по его крепкому телу, после чего он продолжил:

– Последние годы ты даже начала вести себя как Маири. А временами, когда из тебя вырывались слова того же странного наречия, на котором в давнем прошлом вопила на меня она, мне казалось, что ее безумие поглощает и тебя. И я буквально цепенел от ужаса.

Он медленно покачал головой.

– Но теперь, после того, что произошло сегодня вечером, мне ясно, что твоя мать боялась мира, который столь же реален, как и этот. Только я не мог его видеть.

– Да, это действительно так.

Они оба вздрогнули, услышав тихий голос.

У входа в комнату на них сумрачно смотрел Томас.

– В этом незримом для вас мире я прожил большую часть своей жизни и видел его красоту… и его ужас. Бренные должны остерегаться двора Королевы. Ибо однажды настанет день, когда ты должен определиться, остаешься ли ты там, в стране вечного лета, или же возвратишься сюда, где в конце концов состаришься и уйдешь в небытие.

18

Томас, Рыцарь Розы, благородный даже в своей рванине, с пристальной взыскательностью посмотрел на Джанет. А та под его взглядом ощутила приятное покалывание в ладонях и шее.

Джон Рэйвенскрофт, заметивший эту глубокую невысказанную интимность, неловко поерзал на диване.

– Да… Однако нам еще есть что обсудить. Всю свою жизнь я отвергал то, что отдавало домыслами или фантазией. Для меня все это было пустым звуком, уделом сумасшедших или мелких детишек. И тут выясняется, что все свои закоренелые жизненные устои я вынужден отбросить и принять существование некоего огромного невидимого мира как непреложный факт.

Легонько стиснув руку дочери, он глубоко посмотрел на молодого человека, который только что поклялся ей в верности.

– Это будет непросто, так что наберитесь терпения.

Рэйвенскрофт перебрался обратно в кресло, уступив место Тому, чтобы тот сел поближе к Джанет. А она прошептала вопрос – настолько тихо, что обоим мужчинам пришлось напрячь слух, чтобы его расслышать:

– Том! Мир, из которого ты пришел и который я видела глазами вашей королевы – всегда ли он настолько уродлив, как его выставляют тот охотник и его твари?

– Нет, миледи, отнюдь не всегда. Там, конечно, таится опасность, причем немалая, но красоты в нем несравнимо больше, причем такой, какую в вашем мире ни за что не сыщешь. Обитатели тех земель зовутся фэями. Вы зовете их феями, а из какого-то страха уменьшили их до мелких щебетунов и щебетуний, что порхают по всевозможным садам в ваших детских сказках. Но, как вы нынче увидели, по размеру они гораздо крупнее.

Джанет сцепила перед собой ладони. Переведя взгляд на отца, она попыталась рассказать ему о событиях, что привели их сюда.

– С Томом мы повстречались на прошлой неделе, на каменном мосту у Авимора, – сказала она. – Там на меня напало существо вроде тролля. Я вела себя точно так же, как и этим вечером. Говорила на том же чертовом языке. И там же мне открылся тот совершенно диковинный мир.

Джон Рэйвенскрофт пораженно вспомнил, как его жена настаивала, что видела то же самое всего за несколько дней до того, как он ее потерял. Вспоминая величайшую трагедию своей жизни, он прошептал:

– Сегодня вечером, доченька, когда я посмотрел в твои глаза, тебя там… не было.

Он поднял взор, отчаянно желая увериться в том, что его дочь и Томас говорят ему правду:

– Видя такой же взгляд в глазах твоей матери, я счел его за безумие.

Джанет кивнула:

– Еще бы. Когда я ощутила то жуткое присутствие у себя в голове, то подумала, что вот-вот взорвусь. Сумасшествие – это даже не то слово… Ты видел, как те лютые твари жались к моим ногам. С какой стати? Почему бы им просто не сожрать меня, да и дело с концом?

Слушая дочь, отец притиснул к глазам руки в попытке как-нибудь пресечь поток неотвязных, болезненных воспоминаний.

Посидев так с полминуты, он тихо сказал:

– Как ни крути, а нам нужно знать, что это за женщина-призрак. Иначе как нам помешать тем мучениям, которым она тебя подвергает.

– Да, черт возьми! – Джанет с решительным видом обернулась к Томасу. – Так кто она, эта твоя королева? Что за существо смеет вот так бесцеремонно заставлять меня выделывать все, что ей заблагорассудится? И почему эта сучка выбрала для своих издевательств именно меня?

– Нехорошо называть ее столь неблаговидными эпитетами, что сейчас с такой легкостью слетают с твоего языка.

– Мне, блин, все равно. Просто скажи, кто она такая.

После удивленной паузы Томас с осторожной обстоятельностью взялся отвечать на этот вопрос:

– Она? Она Королева Страны Летних Сумерек. Всем тем, кто живет при ее дворе, ее улыбка дарует восторг и радость, но она же вселяет страх в тех, кто ее отвергает.

Бренным она испокон являлась в их ярчайших снах, и в разные времена была наречена Титанией или Мэб, Медб или Глорианой, Дианой или Морриган, Астартой или Иштар. Под любым из имен, какие бы ей ни давали, она великолепней и славней, чем можно себе хотя бы представить.

Она владычица всех земель Волшебной страны, от обширных полей Утренней Звезды и до неодолимого Отрога Печали. Ей я присягнул своею жизнью и честью исполнять все, что она мне повелит.

Рэйвенскрофт был потрясен, но что должна была при этом испытывать Джанет? А она меж тем вырвалась из объятий Тома и посмотрела на него с вызовом:

– Что? Ты поклялся этому… созданию? Как, зачем? И ты думаешь, что я буду просто сидеть и ждать, пока она будет тебе указывать, что еще для нее сделать?

* * *

Пристально глядя на юное олицетворение своей привязанности, Томас заявил:

– Я дал клятву повиноваться ей во всем, о чем бы она ни попросила, ибо она моя Королева. Во всяком случае, была, пока ее не постигло безумие.

– Но это глупо! – В попытке успокоить свои мысли Джанет принялась расхаживать по комнате. При этом она пыталась вспомнить, о чем именно думала королева в те краткие минуты, что занимала ее тело. Внезапно она остановилась перед Томасом:

– А вот та королева, что во мне, она была явно не сумасшедшая. Жестокая, бесчеловечная, но никак не безумная. Ты уверен, что мы говорим об одном и том же существе?

Спокойно и с величавым достоинством Томас стал излагать историю своей госпожи в том виде, в каком ее понимал.

– В мое отсутствие на ее королевство обрушилось