– Лежи-полеживай, милок, а уж я займусь тем, что надобно сделать. Куда это я дела ту капелюшку моей субстанции?

Охотник продолжал корчиться в безмолвной агонии; кожа его медленно серела, а от сырой раны ветвились длинные черные прожилки нагноения и яда.

После того, как все нужное было сделано, и настойки ведьминого корня оказались вполне себе действенными (во всяком случае, на этот раз), Охотник не без труда поднялся на ноги. На ведунью он поглядел напряженными кроваво-красными глазами, хладнокровно прикидывая, жить ей за оказанную ему услугу или умереть.

– Смотри, старая. Я запомню все, что ты сегодня сделала, и хорошее, и дурное.

Он тяжело прислонился к заплесневелому дереву ее двери и процедил сквозь зубы, все еще крепко сжатые от боли:

– Вздумаешь об этом заикнуться хоть кому-нибудь, и мои зверюги тебя вынюхают, и ты запляшешь так, как еще сроду не плясала!

– Охотничек, уж не грозишься ли ты мне? Матушка Хэйнтер занималась своими делами задолго до того, как ты поступил к Темнейшему в услужение. И делать я их буду еще ох как долго после того, как тебя не станет.

– Побереглась бы, старая…

Ведьма-знахарка вызывающе подбоченилась, игнорируя его угрозу:

– Уж не тебя ли? У самого, небось, поджилки трясутся, что сделает твой хозяин, коли обнаружит, что ты потерпел неудачу. Опять, между прочим.

– Что ты прознала?

– Да что ты, что ты. Так, самую малость. – И лукаво хихикнув, добавила: – А с малостью и все остальное. Ведь так много тварешек и больших и малых, и хвостатых и крылатых приходят сюда посудачить с матушкой Хэйнтер. И рассказывают обо всем, что видали да слыхали. Видят-то они ох как много. А слышат еще больше.

– Ни слова. Никому! – гневно прошипел Охотник.

Ведунья-знахарка угодливо склонилась перед высокой поджарой фигурой мечника.

– Уж как пожелаешь, почтенный, – пожала она сгорбленными плечами. – Потому как всем нам роли-то расписаны в этой долгой печальной истории.

20

После ночи без сновидений Джанет, щурясь в полумраке комнаты, медленно открыла глаза. Томно потягиваясь под тяжелыми стегаными одеялами, она заново прожила каскад воспоминаний о прошлой ночи, что проносился в ее мыслях: Томас гладил ее волосы, ее тело. Пальцы Джанет коснулись ее чуть припухших губ, в воспоминаниях о бесконечно медленных, сладостных поцелуях, которые лишь заставляли желать большего. Вскоре, впрочем, она осознала, что блаженный кокон тепла от их тел растаял, и тут же полностью проснулась.

Кутаясь в одеяло, она вспоминала, как их тела подходили друг другу, словно были для того и созданы; как удобно прилегали каждая рука и нога. Остаток ночи они проспали, все так же одетые, в крепком объятии друг друга. А теперь Томас исчез.

Откинув ворох одеял, Джанет поежилась от прохладного воздуха подвальной комнаты.

«Наверное, он наверху, у отца.

Надо бы пойти убедиться, что они не поубивали друг друга».

* * *

Через несколько минут Джанет вышла в коридор наверху и пошла на приглушенный гул голосов в большой комнате. Здесь она застала Тома и отца, увлеченных на удивление учтивой беседой.

– Томас, эти двое были просто несносны. Они продолжали долбить меня одними и теми же вопросами, снова и снова, пытаясь, видимо, уличить меня во лжи. Но я упорно придерживался своей версии, пусть даже на постель рухнул, уже когда рассвело.

– Они в самом деле были такими дотошными, пап? – спросила Джанет вместо приветствия. – Просто жесть.

При виде нее Джон Рэйвенскрофт поднял глаза и улыбнулся,

– А, это ты, Джанет.

Джанет подошла и села на подлокотник дивана рядом с Томасом, одной рукой ласково обняв его широкие плечи.

– Ну как мой отец, не притесняет тебя? – поцеловав Тома в макушку, спросила она.

* * *

На другом конце комнаты Джон, видя непринужденную близость, что теперь воочию просматривалась между его дочерью и этим все еще малознакомым ему человеком, наконец ответил:

– Мы обсуждали мою ночную пикировку со стражами закона. Хотя мне, бывало, попадались противники и повидней этих двоих. Вы тогда еще и на свет не родились. – Он кашлянул. – За исключением, пожалуй, тебя, Томас.

И уже своим обычным бодрым голосом добавил:

– А Томас, в свою очередь, поведал мне некоторые захватывающие истории о себе. Не знай я уже кое-чего, поверить в них мне было бы непросто. Ох как непросто.

* * *

Джанет даже не пыталась сдержать улыбку.

– Ну так что, пап, годится ли тебе мой галантный поклонник?

Джон Рэйвенскрофт тепло улыбнулся в ответ:

– Более чем.

– Вот и хорошо. Я, кстати, собиралась заварить себе чаю. Не откажетесь по кружечке?

Джанет уже выходила из комнаты, когда ее окликнул отец:

– Джанет, погоди минутку. У меня для тебя кое-что есть.

Он протянул ладонь, на которой лежал старомодный медный ключ с бородкой.

– Вот, возьми. Мне очень жаль, что я так долго скрывал от тебя все о твоей матери.

Джанет, боясь поверить, что это именно то, о чем она думала, приняла ключ.

– А… какая дверь им открывается?

Рэйвенскрофт снова кашлянул.

– Ты знаешь, у меня в кабинете есть запертая дверь.

При упоминании именно этой двери Джанет невольно замерла. А отец сказал:

– Вот этим ключом она и отпирается. – Он пристально посмотрел на свою дочь. – Все, что у меня еще осталось от твоей матери, находится именно там.

Растерянно прижимая руку с ключом к груди, Джанет не могла сдвинуться с места, внезапно встревоженная тем, что она может там увидеть.

– Спасибо! Спасибо, папа.

Джон Рэйвенскрофт кивнул.

– Так что наш чай может пока подождать. Ты иди, иди. Мы присоединимся позже.

* * *

Поначалу, не находя в себе сил открыть для себя то, что обнаружится за дверью, Джанет бесцельно бродила по дому, присаживаясь то на какой-нибудь стул, то за случайный стол. В библиотеке она двинулась вдоль полок, рассеянно проводя рукой по кожаным корешкам книг с золотым тиснением.

За этим занятием она наугад сняла с полки какой-то фолиант и, полистав, вернула на место.

«Бессчетные часы я провела в мечтаниях, что было бы, если бы моя мать вдруг взяла и вышла из моих грез, представ передо мной наяву.

А что, если мне не понравится, какая она из себя?»

Наконец она остановилась перед длинным рядом окон, и ее взгляд заскользил по таинственной изгороди, почему-то выискивая там личико какого-нибудь эльфа.

«Хотя Том говорит, что здесь такое невозможно».

Повернувшись, она решительно прошла в восточное крыло дома, где наверху в конце длинного коридора находился кабинет отца. Сколько Джанет себя помнила, отец все время запрещал ей входить сюда