– Одну из твоих сказок про привидения? – Тильда скептически улыбнулась.

– Слушай, – Герлоф внушительно поднял палец, – это было не с кем-то, а со мной. В пятидесятые годы. Мы шли в Стокгольм с грузом… ничего особенного, в каботажной зоне вдоль берега. Нормальный рейс, раз в две недели. Рутина. И тоже был жаркий день, как сегодня. Мы зачалились в Оскарсхамне, грузили бочки с солидолом. Рядом у пирса стоял сейнер, с виду вполне ходовой, но что-то в нем было такое… нежилое. Будто его бросили. На борту – ни души. Но у моряков традиция – поприветствовать соседей. Так что загрузили мы эти бочки, и я пошел посмотреть, куда же подевались рыбаки. Может, напились и спят…

Герлоф посмотрел на запад, где между деревьями поблескивало, словно подмигивало, море.

– Постучал в рубку – никто не отвечает. Пустой сейнер. Ну что ж, сидят, наверное, в каком-нибудь кабачке на берегу. Можно возвращаться. Но меня что-то будто подтолкнуло – надо, думаю, и в трюм заглянуть. Смотрю – люк грузового трюма приоткрыт. Заглянул – а они там. Двое. Лежат и не шевелятся.

– Убиты?

– Я тоже так подумал. Спустился в трюм. Мертвые – да. Но, как у вас там говорят, никаких следов насилия. Только лица какие-то… синеватые. Я сразу сообразил, в чем дело, – и скорее на воздух. А дальше ничего не помню. Очнулся на палубе. Ион стоит и орет на меня. Значит, каким-то образом все-таки я выбрался на палубу и сразу отключился. Чувствовал себя… как живой мертвец. Жуткое дело.

– Так в чем же дело? Кто-то их отравил газом?

Герлоф покачал головой:

– Рыба. Они разбирали улов, чистили рыбу, а в такую жару вся эта чешуя и потроха начали гнить. Сероводород. Запах для них привычный. Но когда его много, человек гибнет.

– И часто такое бывает?

– Только не на современных сейнерах. Холодильные установки, лед… рыба не протухает. А на старых посудинах… вроде той, на которой был Юнас, бывало. Он же сказал – на палубе пахло рыбой. Так что вполне может быть, что эти мертвецы, которых он видел, отравились сероводородом.

Тильда поразмышляла.

– Значит, несчастный случай?

– Может, и так… Но вот что непонятно… Они были в трюме. Закрытое помещение, нет притока свежего воздуха… Но что они там делали? В двух шагах от берега? Похоже, кто-то заставил их туда спуститься. И задраил люк.

Тильда подумала немного, кивнула, достала мобильник и вышла во двор. Герлоф слышал только, как она тихо с кем-то разговаривает. Через пару минут она вернулась:

– Поговорила с береговой охраной. По их данным, никаких сулов в проливе ночью не было.

– А что ты им сказала?

– Сказала, что свидетель видел дрейфующий корабль на траверзе Стенвика. Тревогу они не объявляют, но обещали понаблюдать.

Герлоф взял свою палку и проводил Тильду до машины.

– А для тебя-то это важно? Вся эта история? – спросила она, открывая дверцу.

– Не могу сказать… но подростков тоже кто-то должен выслушать. Нельзя все списать на выдумки. Я был мальчишкой тоже… помню, как на кладбище покойник начал что-то выстукивать в гробу. Уже гроб в яму опустили, а он стучит. Отец надо мной посмеялся. Очень было обидно. Так что я стараюсь не смеяться, как бы смешно их рассказы ни выглядели… – Он посмотрел на Тильду: – А как твои привидения, там, у маяков?

– В отпуске. И я скоро пойду в отпуск.

Она села за руль и повернула ключ.

Что еще можно сделать? Герлоф напряженно соображал. Ла ничего.

Вернулся в сад. Птицы пели вовсю, солнце палило, как в какой-нибудь Африке.

Корабль-призрак в проливе, старик в рубке? Шведский американец? Американский швед?

И парень. Из Африки.

В этот жаркий летний полдень людей на пляже – как в какой-нибудь Ницце. Возвращенец и представить не мог, сколько туристов приезжает на Эланд в купальный сезон. Это ему на руку. Он спокойно затесался в толпу – кто обратит внимание на старика в шортах, красной футболке и темных очках?

Можно спокойно подойти к кургану в Стенвике, и никто не спросит, что он там делает.

Могильник, достопримечательность, памятник давно прошедших времен.

Он припарковал купленный в Стокгольме «форд» у длинного ряда почтовых ящиков и пошел пешком.

В проливе было полно катеров, с натужным ревом носившихся вдоль берега, чуть подальше – большие крейсерские яхты. И все. Ни одного рыболовецкого сейнера, ни одной баржи.

Сейчас, в солнечном свете, он с трудом припоминал вчерашнюю ночь. Баржа, матросы, которых он, угрожая пистолетом, загнал в трюм. Глухой взрыв, поднявшаяся на несколько секунда корма с винтом – и тишина. Такая тишина, которая может быть только ночью, далеко от берега. Ни следа – только неширокая волна от затонувшей баржи слегка толкнула катер.

Он миновал купальные мостки и пошел к известковому обрыву. Под обрывом шла неглубокая ложбина. Когда-то здесь добывали известняк, рабочие кирками врубались в камень – осталась только эта, похожая на окоп щель, заполненная щебнем и осколками камня. Никто из обитателей летних домов наверху видеть его не мог. Возвращенец шел медленно и осторожно, чтобы не оступиться.

Наконец он увидел над собой могильник. Ему показалось, что курган ближе к обрыву, чем семьдесят лет назад. Причуда памяти. А может быть, скала понемногу осыпается или выветривается.

Времени подвластно все.

Прямо под курганом в скале была ржавая железная дверь в прямоугольной бетонной раме. Похоже на вход в бункер. Скорее всего, один из многочисленных дотов, сооруженных во время войны.

Старик огляделся. По-прежнему никого поблизости.

Дверь заперта на цепь с массивным висячим замком.

Подергал цепь – куда там. Нужен инструмент. Болторез. Или арматурные кусачки.

Он постоял немного и увидел недалеко от двери узкую каменную лестницу. Возвращенец не без труда поднялся на обрыв и подошел к кургану. Вспомнил Свена.

Повернулся и посмотрел на виллы через дорогу. Большие одноэтажные виллы с огромными панорамными окнами и просторными деревянными верандами. Между ними – большой плавательный бассейн.

Теперь он был совсем рядом с семейством Клосс, несколько сот метров, не больше. И у него есть ложбина под обрывом. Там его никто не видит. А впрочем, даже если увидит – никто его здесь не знает. Никто и не догадывается, кто он.

И это намного облегчает задачу.

Арон и Свен стояли на палубе со своими баулами. Пароход «Кастельхольм», дымя высокими черными трубами, входил в большую гавань, полную разнокалиберных судов – и грузовых, и пассажирских. «Кастельхольм» полз еле-еле, разворачиваясь у широкого бетонного пирса. Арон как завороженный смотрел на разворачивающийся перед ними огромный город. Широкие улицы, большие, красивые дома с длинными рядами узких окон.