византийских, средневековых фресок. Вакх, оседлавший бочку. Король в золотой короне с пышной бородой и мечом в правой руке.

Комната освещалась большим окном на потолке, какие бывают в мастерских художников. Ночью оно никогда не закрывалось, так что злоумышленники могли, подставив лестницу, спокойно в него проникнуть. Но и этому я не нашел подтверждения. Лестница оставила бы следы на прибитой земле во дворе – их не было. Трава на пустыре вокруг дома была бы примята. Но нет, она не примята.

Признаюсь, что у меня даже мысли не возникло обратиться в полицию. Мои жалобы показались бы несусветным абсурдом. Надо мной бы только посмеялись. Через день подошла моя очередь заполнять колонку хроники в «Жиль Блаз» – я тогда там работал, – и, не в силах мысленно отвязаться от своего приключения, я описал его.

Статейка не прошла незамеченной, но никто не принял ее всерьез: сочли выдумкой, а не реальным случаем. Сен-Мартены надо мной посмеялись. Даспри, обладая кое-каким опытом в области расследований, пришел ко мне, взялся все растолковать, но ничего не объяснил.

На следующее утро прозвенел колокольчик у калитки, и Антуан пришел ко мне сказать, что какой-то господин желает со мной поговорить. Своего имени он не назвал. Я пригласил визитера в гостиную. Вошел мужчина лет сорока, жгучий энергичный брюнет, в костюме не новом, но с претензией на элегантность, тогда как манеры были скорее вульгарными.

Выговор подтвердил его положение на социальной лестнице. Без всяких предисловий он хрипло произнес:

– Месье, я поехал по делам, и в кафе мне попался на глаза «Жиль Блаз». Прочитал вашу статью. Заинтересовался. Даже очень.

– Благодарю вас.

– И вернулся.

– Неужели?

– Да, хочу с вами поговорить. Вы точно изложили факты?

– Абсолютно.

– Ничего не придумали?

– Ничего.

– Тогда мне есть что вам сказать.

– Я вас слушаю.

– Нет.

– То есть?

– Прежде чем говорить, я должен убедиться, что так оно и было.

– И для того, чтобы убедиться…

– Я должен остаться один в этой комнате.

Я посмотрел на гостя с большим удивлением.

– Не совсем понимаю…

– Ваша статья навела меня на одну мысль. Кое-какие подробности свидетельствуют о необычайном сходстве с другим приключением, случайным свидетелем которого я стал. Но если я ошибся, лучше будет хранить молчание. Единственный способ узнать – остаться здесь одному.

Что могло таиться под этим предложением? Позже я припомнил, что, высказывая его, гость казался встревоженным, на его лице читалось беспокойство. Но в тот момент я лишь немного удивился, но не увидел ничего особенно невероятного в его просьбе. К тому же во мне разыгралось любопытство.

Я ответил:

– Хорошо. И сколько вам понадобится времени?

– Три минуты, не больше. Через три минуты я к вам присоединюсь.

Я вышел из комнаты. Достал часы. Пробежала одна минута. Две… Почему вдруг такое волнение? Почему вдруг секунды приобрели такую значительность?

Две с половиной минуты… Две минуты три четверти… Бабах! Раздался выстрел.

Я мигом распахнул дверь и вскрикнул от ужаса. Посреди комнаты на левом боку неподвижно лежал мой гость. Голова раздроблена, кровь смешалась с мозгами. Рядом дымящийся револьвер. Последняя конвульсия, и он застыл навсегда.

Но еще одна деталь потрясла меня не меньше ужасающей картины. Из-за нее я и не стал немедленно звать на помощь. Не опустился сразу же на колени, чтобы проверить: а вдруг мой гость дышит? В двух шагах на полу лежала семерка червей. Я поднял ее. Острие каждого сердечка было пробито.

Через полчаса прибыл комиссар полиции Нейи, потом судебно-медицинский эксперт, потом префект полиции господин Дюдуи. Я ни к чему не прикасался. Ничто не должно было помешать следствию.

Осмотр тела был коротким. Тем более коротким, что ничего не было найдено. Точнее, почти ничего. В карманах покойного никаких документов, на одежде никакого имени, на белье никаких меток. Словом, ничего, что помогло бы установить, с кем мы имеем дело. В комнате все осталось на своих местах. Не сдвинуты с места ни мебель, ни мелочи. Однако самоубийство не было единственным намерением этого человека, когда он пришел ко мне. Вряд ли он счел мой дом лучшим местом, где можно покончить с собой. Его что-то склонило к этому акту отчаяния. Он успел что-то узнать за те три минуты, которые провел в одиночестве.

Но что? Что он нашел? Что увидел? Какую ужасную тайну открыл?

Все оставалось загадкой.

Однако в самый последний момент обнаружилось нечто любопытное. Когда два полицейских перекладывали несчастного на носилки, его левая рука, зажатая до сих пор в кулак, раскрылась, из нее выпала мятая визитная карточка. На карточке значилось: «Жорж Андермат. Ул. Берти, 37».

Что бы это могло значить? Жорж Андермат – крупнейший парижский банкир, учредитель и президент Промышленного банка, который дал такой толчок развитию индустрии во Франции. Человек известный, привыкший жить на широкую ногу: собственная конюшня, автомобиль, почтовый вагон. О его приемах всегда сообщала светская хроника, прославляя красоту и изящество мадам Андермат.

– Неужели это он? – прошептал я.

Префект полиции склонился над самоубийцей.

– Нет, это не он, – сказал Дюдуи. – Господин Андермат – седеющий блондин.

– А с чего