Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мария Анатольевна? Это Илья вас беспокоит. Вы будете дома в течение часа, я заеду?
Получив утвердительный ответ, я спустился к машине и вскоре подрулил к дому Афанасьевых. Потыкал в кнопки домофона и был запущен в парадное.
Мария Анатольевна оказалась высокой сухощавой дамой с лошадиным лицом. Прежде я с ней только по телефону разговаривал. Видит Бог, для очного знакомства следовало бы выбрать лучший повод.
— Здравствуйте, я — Илья, — подходящие случаю слова в голову не шли.
— Проходите, — Мария Анатольевна указала в большую комнату, на круглый обеденный стол.
Я прошёл и уселся, ругая себя последними словами. Ситуация развивалась не так, как я предполагал. Объявить с порога печальную весть и смыться не получилось. Теперь надо было долго что-то говорить и долго что-то выслушивать. Вероятно, не самые приятные вещи.
Когда Мария Анатольевна присела напротив, я достал из сумки тетрадь и полевой дневник Петровича, и, глядя в глаза Афанасьевой, пододвинул предметы к ней.
— Больше мне ничего не удалось спасти.
— Как это случилось? — Мария Анатольевна сморгнула, под очками заблестели слёзы.
— Вы знали таких людей, по имени Валера и Женя?
— Тюремные знакомые Василия?
— Именно. Они напали внезапно. После того, как мы нашли золото…
Рассказ о находке богатой могилы занял много времени. Я честно поведал обо всё произошедшем, о перестрелке, о похоронах Василия Петровича, о мучительной и загадочной смерти быков-охранников. Не утаил я и дальнейшей судьбы браслета и кинжала ас-Сабаха. Сообщил о смерти Гоши Маркова, о хашишинах, о немецких и испанских рыцарях, пытавшихся купить сокровище. Мария Анатольевна слушала не перебивая, только на щеках образовались мокрые дорожки. Руки она положила на тетрадь. Пальцы мелко дрожали. Пока она сдерживалась в присутствии чужого человека, но я боялся, что горе прорвётся после моего ухода.
— Я знала, что когда-нибудь это произойдёт, — Мария Анатольевна погладила обложку тетради. Я содрогнулся. — Но нелегко вот так сразу… стать вдовой.
Она словно оправдывалась, а мне сказать было нечего.
— Василий всё время ходил по краю, — заговорила Мария Анатольевна, пока я лихорадочно и безуспешно подыскивал слова утешения. — Сколько я его знала. Мы познакомились в Университете, я была старше его на курс. Василий каждый сезон ездил в экспедиции. Иногда он скрывал находки, если они были ценные. Потом стал копать сам. У него было очень много знакомых среди коллег и там …
Слово «там » отчётливо прозвучало по ту сторону закона.
— А потом он стал перепродавать древности. Ездил оценивать. Его хорошо знали в этих кругах. Я даже не пробовала его отговорить. С Василием это бесполезно, — Мария Анатольевна вопрошающе заглянула мне в глаза, я кивнул. Действительно бесполезно. Характер у Петровича был кремень. — Василий однажды сказал мне, что на данном историческом этапе возможность карьерного роста за счёт собственных открытий стремится к нулю. Потом мы долго на эту тему спорили, но мне не удалось его разубедить. По правде сказать, у меня и аргументов не находилось, а у него была чётко обоснованная позиция и всегда убедительные доводы, основанные на примерах из жизни наших общих знакомых… Вы знаете историю Виктора Зарианиди?
— Который раскопал бактрийское золото в Теле-Тепе?
— Да, примерно двадцать тысяч предметов. И его заставили передать находку афганскому правительству. Все украшения, разумеется, исчезли. А ведь это было историческое открытие первой величины! С ним работать надо было, а не… спускать в унитаз. Теперь этими украшениями торгуют в розницу в Европе.
— Василий Петрович частенько бывал прав, — заявил я, словно знал Афанасьева долгие годы. — Однажды приходится выбирать, жить хорошо или жить честно. Насчёт открытий и карьеры я с ним полностью согласен, потому что и сам пришёл к такому же выводу. Я бы на месте Зарианиди постарался укрыть хотя бы часть находок, чтобы потом продать и жить безбедно.
— Видите, и вы туда. Выводите археологические ценности из научного оборота. Я до сих пор не могу принять до конца ваши грабительские раскопки. Это же… ну я не знаю! Наука, как всегда, страдает больше всех.
— Кто-то всё равно будет страдать. Или мы, или другие. Я выбрал собственное благополучие.
— Вот и Василий говорил так. Вы с ним чем-то похожи.
Мария Анатольевна приподняла очки, промокнула салфеткой глаза, её как будто слегка отпустило.
— А потом за Василием пришли, — продолжила она. — Он… впрочем, вы знаете. Был суд, он отсидел, но все связи… угасли. Если бизнесом не заниматься, он быстро разваливается. После возвращения Василий пытался восстановить связи, пробовал заработать денег, куда-то ездил…
«В Москву», — отметил я. Очевидно, далеко не во все проекты посвящал свою супругу Петрович.
— А потом у него возникла эта идея. Он где-то нашёл сведения о мазаре Усман-хаджи и составил план экспедиции. Чтобы добыть средства, он продал генуэзский кубок. Василий так его любил, но больше ничего у нас не было.
— Мне очень жаль, — пробормотал я. — Если бы удалось реализовать браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха, я привёз бы вам половину вырученной суммы.
— Спасибо, Илья, — вдову не интересовали деньги, ей хотелось выговориться. — Вы благородный человек. Василий ценил вас. Он говорил, что из вас вышел бы хороший учёный, если бы не обстоятельства.
— М-да, обстоятельства располагают, а человек может только предполагать.
— Это просто время такое, не располагающее к научной деятельности. Оно плодит авантюристов, любителей лёгкой наживы. Вы уж простите меня, Илья, но культуру двигают не они. Это должны быть бескорыстные люди, которых государство не должно обходить деньгами и почестями. Только такие люди могут делать вклад в одну копилку, когда ими не движет жажда обогащения любой ценой. Мы с Василием много говорили об этом…
«Железная женщина», — подумал я.
Мария Анатольевна беседовала со мной, как человек, давно смирившийся с потерей, а не узнавший только что страшную весть. Возможно, такие люди не выражают открыто свои чувства, а то и вовсе страдают молча, даже оставшись одни. Ранее мне был неведом подобный тип людей. Наверное, я плохо разбираюсь в психологии. Отчего-то я чувствовал себя блуждающим в тумане. «Мазар Усман-хаджи», — вертелось у меня в голове. Название это я слышал впервые. Похоже, Петрович никому не рассказывал всего, выдавая нужную информацию нужным людям в нужное время, кропотливо распределяя её, как последнюю воду из фляжки. Что же он ещё скрывал от меня?
— …И ещё, Илья, мне очень жаль, что вы попали в поле зрения тайных обществ.
— Вы имеете в виду хашишинов? — задумавшись, я пропустил что-то из слов Марии Анатольевны.
— И хашишинов тоже. Но я прежде всего имею в виду Орден Алькантара.