– Вместе глянем, – драгоценную трубу Арно убрал в футляр с достойной Райнштайнера аккуратностью. – Выглядит вроде мирно.

– Никаких подвохов, – подтвердил разведчик. – Вона, ребятня крепостицу к Излому ладит.

– Их и спросим…

Катавшие здоровенные снежные шары мальчишки наперебой объяснили, что старый маршал увел своих пять дней назад. Хворых оставил и увел. Где оставил? Кого в усадьбе, а кто покрепче, тот в лагере. Там еще и обозники торчат, опоздали которые… Вот злились-то, умора!

В лагере болталось до полусотни человек: припозднившиеся обозники, больные, дюжина раненых и пара лекарских помощников. Эти знали, что маршал отправился на поиски дриксов. С неделю назад патрулировавшие дороги драгуны вернулись с потерями, а заодно и пленных приволокли. Что из гадов вытрясли, коновалам, ясное дело, не доложили, однако корпус, оставив слабых и недужных, ушел по северной дороге. Точнее разве что в усадьбе скажут.

– Будем надеяться, – буркнул Арно, – хозяин хоть что-то знает!

– А хоть бы и не знал, – разведчик широко улыбнулся, – корпус, чай, не заяц белооблинялый мелкий, сыщется!

3

«… сим, – в который раз перечитывал Капрас, – предписывается до одиннадцатого дня Весенних Скал, когда корпусу надлежит выступить…»

Чем Молниеразящему сервиллионику приглянулся именно этот день, было не понять, но в целом срок выглядел привлекательно. За зиму можно прижать мародеров, более или менее вправить мозги Лидасу и довести до блеска маневренную артиллерию. Да и с родами Гирени складывалось удачно. Вернее, сложилось бы, не требуй Паона «предпринять решительные и незамедлительные действия по отношению к пособникам совершившего акт вопиющего святотатства еретика Бааты, захватившего власть в землях, сопредельных осиянной светом Четырежды Божественного Сервиллия Гайифской империи…»

В столице рвались карать, а приютивший кагетку Турагис, как на грех, заелся с Лидасом, при котором болтался свихнувшийся на почитании императора Анастас. Верноподданная рыбина сожрет любого, от нее одна защита – тайна, но тайна и Турагис?! Остается позволить старику считать, что маршал Карло готов к разрыву с императором и ждет лишь благоприятного момента. Такой довод вынудит стратега сдержаться, только бумаге подобное не доверишь, нужен разговор, причем немедленный. Нужно ехать! Капрас сосредоточился и минут за десять сотворил хитрое письмо с благодарностью за неоценимую помощь при лошадином ремонте и желанием высказать оную благодарность лично. К счастью, грядут праздники, что позволит командующему «ненадолго покинуть расположение корпуса».

То, что он играет сам с собой в поддавки, маршал понимал даже без ухмылочек выставленного к легату «для согласования совместных действий» Агаса. Отослав Гирени, Карло почувствовал себя одиноко до одури. Дела́ спасали лишь до известного предела, а в багаже копилась милая ерунда, купленная по случаю и ждущая восторженных писков. С презентом для стратега было сложнее: лучшим подарком старику стала бы жеребая красотка из Белой Усадьбы, но поди скрой такое от сервиллионика! Своих гривастых Турагис не прячет, да и доброжелатели сыщутся, куда ж без них…

Объявившуюся в Мирикии «сестру» казара прибожественный почти наверняка стерпит, отданную вредному стратегу кобылу – вряд ли. Дурацкая ссора раздражала тем сильней, чем больше Карло узнавал обоих недругов. Оставалось надеяться, что Агас потихоньку развернет приятеля от Речной Усадьбы к настоящим разбойникам. Капрас очень рассчитывал, что совместная охота за живодерами положит конец недоразумениям, но брыкливых мулов прежде следовало запрячь. О том, как это устроить, маршал и размышлял, пока отец Ипполит не обрадовал новостью о епископе.

– Завтра его преосвященство намерен быть в Тригаликах, – пояснил клирик. – Он проведет три дня в известной вам резиденции Знания и очень бы желал вас увидеть.

– Я буду! – Карло давно не был столь близок к тому, чтоб возблагодарить Создателя. – Вы, надеюсь, со мной?

– Почитаю своим долгом.

– У меня будет к его преосвященству, м-м-м, просьба… – Маршал протянул священнику паонскую радость. – Я бы хотел, чтобы Гирени… перешла под покровительство епископа Мирикии. Брат Пьетро считает, что ей нужна помощь лекаря.

– Брата Левкания, – подсказал клирик, углубляясь в грозящую молниями бумагу.

Вся отпущенная святому отцу склочность уходила на императорскую богоизбранность. К обычным грешникам клирик был более чем снисходителен, а Гирени называл не иначе как «дитя», самому же лезть к епископу Капрасу не хотелось. Маршал не собирался отрекаться от «потомка», но с клириком лучше говорить клирику. Здешний преосвященный как будто терпимей кипарского и не болтлив, он поймет, особенно если ему должным образом объяснить. С Турагисом придется сложнее – обиженный на предательницу-дочь стратег к кагетке явно привязался. Отпускать малышку старик не захочет, а приказ Молниеразящего его лишь распалит. Придется бить на узкие бедра, благо Турагис знает, что нужный врач подчиняется епископу. Увезти Гирени якобы на неделю или две, потом посетовать на задержку и втянуть стратега в войну с мародерами. Когда старый вояка займется делом, ему станет не до возвращения гостьи…

– Я прочел, – возвестил позабытый собеседник. – Обуянный гордыней нечестивец возвел в обычай срывать злобу на оказавшихся в его власти. Весть из обители Гидеона Горного об отторжении Кагетой самозваного Эсперадора пришла больше недели назад. Моя вина, что, боясь тронуть запретное, я не настоял…

Не боднуть лишний раз Сервиллия клирик был не в состоянии, однако успокоившийся Карло почти не слушал, с трудом гася улыбку. В том, что отец Ипполит постится, маршал не сомневался, но цветом лица слуга Создателев посрамил бы самого здорового из молочников. Видимо, это было наградой за праведную жизнь, наградой же самого Карло стала Гирени, понять бы еще, за какие заслуги. Подлостей за собой маршал не помнил, хоть и благими деяниями похвастаться не мог. Жил, воевал, если забыть про Фельп, сносно. Перевязь заслужил честно, лошадей своей физиономией не пугал и вполне мог рассчитывать на руку состоятельной вдовы или провинциальной девицы из приличной семьи; только одно дело ходить в достойных женихах и совсем другое – оказаться любимым. Это удивляло, смешило, порой раздражало и незаметно становилось необходимым. Или уже стало?

– Я готов признать дитя своей прихожанкой, – священник возвысил голос, – чудом спасшейся от разбойников и слегка повредившейся рассудком. Разумеется, епископ будет знать о моей лжи, но тайна исповеди нерушима.

– Вы, – едва не задохнулся Карло, – вы предлагаете… выдать Гирени за ту… За…

– За одну из несчастных дочерей арендатора мельницы.

– Нет! – отрезал Капрас и понял, что должен объясниться. – Вы назовете это суеверием, но я не могу… Не могу звать ее именем замученной этим ублюдком…

– Военные в самом деле суеверны, – отец Ипполит вздохнул и тут же улыбнулся. – Не бойтесь, вы ее так не назовете. Имя будет значиться лишь в записях лекарской книги. Важно, чтобы число несчастных, пригретых в обители, сходилось, и оно сойдется. Когда думаете забрать дитя из Речной Усадьбы?