Командующий обещает спокойную, уютную и сытную зимовку в Доннервальде, мол, дальше не пойдем, чуть-чуть потерпеть осталось, и все. «Чуть-чуть» армия выдержит, еще бы фок Ило на хвост не наступал и прояснилось бы с горниками – с эйнрехтцами их шла четверть, не больше. Где болтались основные силы, никто не знал, но появись они вдруг на пути отступающей армии, Руппи бы не сильно удивился. Мерзавец фок Гетц неглуп, опытен, и он сделал ставку на «вождя всех варитов», а для того главное – победа над бабушкой Элизой, а значит, над Бруно. Из этого следовало, что старого зануду нужно во что бы то ни стало сохранить, и Руппи днями мотался вокруг катившей в окружении рейтар кареты, а ночами и вовсе изображал сторожевого пса на фельдмаршальском пороге. Пока эйнрехтские убийцы не заявлялись, а родимые дезертиры предпочитали удирать, однако Фельсенбург не обольщался: если все держится на одном гвозде, его кто-нибудь да попробует выдернуть.

– Что вы можете сказать об Эмиле Савиньяке? – внезапно ожил «гвоздь». – Сильно ли он отличается от брата-близнеца?

– Как я уже докладывал, – на всякий случай напомнил Руперт, – маршала Эмиля я видел лишь мельком, однако довольно много о нем слышал от младшего из братьев Савиньяк.

– Напомните.

– Господин фельдмаршал, во время первой встречи я на основании слов виконта Сэ пришел к ошибочному выводу, что маршал Эмиль как военный заметно превосходит маршала Лионеля. – А еще умный Руппи тогда же и на том же основании вбил себе в голову, что Бруно управится с обоими Савиньяками, а с Лионелем управится еще и Бах-унд-Отум. – Считается, что нынешний командующий Западной Армии скорее рубака, чем политик.

– Вот как, – протянул знавший это не хуже Фельсенбурга командующий и хлопнул ладонью по столешнице. Будто муху убил. – Пришло письмо от вашей бабушки, она желает забрать вас в Штарквинд. Решение мной уже принято, но я хочу знать еще и ваше мнение.

Изображая растерянность, Руппи запустил пятерню в волосы и тут же, «вспомнив» о правилах хорошего тона, отдернул. «Уже принятое» решение сомнений не вызывало: наследника Фельсенбургов последний дееспособный Зильбершванфлоссе при нынешнем раскладе не вернет, даже окажись таковой наследник придурком вроде талигойского Понси. От дорогого родственника можно лишь сбежать, но сбегать Руперт не собирался – бабушкины игры значили меньше последней оставшейся у Дриксен армии.

– Господин фельдмаршал, я не вижу подходящей замены ни вам, ни себе, а следовательно, никому не могу с чистой совестью передать свою должность.

– Вы – наглец, – объявил фельдмаршал, но он был доволен. – Тем не менее здесь вы приносите ощутимую пользу, а в Штарквинде, если герцогиня окончательно сойдется с Хайнрихом, станете опасны. Вот письмо, прочтите и верните мне. Вам следует довести ваше мнение до родных, и вы сделаете это вечером, за пристойным столом, иначе милейшая Элиза решит, что вы не наглы, а пьяны, я же вас в этом пороке поддерживаю.

– Командир роты конвоя на марше пить не может, – «не понял» шутки Руперт и под возобновившийся стук открыл футляр. Писала, несомненно, бабушка, и еще более несомненно истинным адресатом был Бруно. По большому счету фельдмаршалу предъявлялся ультиматум: либо он заканчивает с приграничными делами и поворачивает на Эйнрехт, либо Штарквинд призывает на защиту Хайнриха. Отзыв внука обозначал серьезность намерений, только грозная Элиза все еще не понимала, что желания хоть бы и Бруно на Изломе значат немного.

Ответ сложился с ходу. Внук слишком гордится полковничьей перевязью и тем, за что она получена, чтобы оставить армию и фельдмаршала, которых, по большому счету, из дыры вытащил не кто иной, как Руперт фок Фельсенбург. С благословения ордена Славы, между прочим. Должен же кто-то вытаскивать адмиралов и фельдмаршалов, пока дядя Иоганн стоит, подняв руки, перед расставляющим кесарский мундир портным! Кроме того, у почтительного внука не завершена дуэль с тремя китовниками, и его никоим образом не привлекает мысль искать защиты у гаунау. Медведь, откупившийся от оленя, вряд ли справится с китом, уж лучше сразу сговориться с вороном.

Если Бруно проявит благородство и не сунет носа в чужое письмо, все удовольствие от прочтения достанется семье. Ну а если фельдмаршал решит лично удостовериться в надежности внука кузины, он удостоверится, заодно испытав эмоции, коих лишился по милости разосторожничавшихся Макса с Рихардом. Выволочки Руппи не боялся: Бруно нравились предсказуемые враги и предсказуемые подчиненные, не дерзящий и не клацающий зубами Фельсенбург его бы насторожил.

– Я знаю, что напишу, – Руперт аккуратно свернул письмо, – к утру ответ будет готов.

– Вот как? – пальцы фельдмаршала отстучали пару тактов, предвещая что-то глубокомысленное, но тут карета замедлила ход и остановилась. Бруно раздраженно отодвинул занавеску – в десятке корпусов от конвойных рейтар картинно упирал руку в бок капитан Штурриш, а на земле корячился связанный «синий» без шляпы и плаща.

– С вашего разрешения, – Руппи полез наружу, привычно проверяя, как ходит в ножнах «львиный» клинок. После эзелхардской прогулочки «забияки» как-то незаметно оказались под крылом Фельсенбурга. Вышло удачно, и через пару недель штабные бумагомараки приписали каданцев к охране командующего, только не напрямую, мол, много чести, а через все того же Руперта. Теперь «забияки» рыскали вокруг ползущей к Доннервальду армии, а добычу волокли Фельсенбургу. С Бруно прежде не вылезавший из взысканий наемник предпочитал лишний раз не сталкиваться, а значит, дело не терпело отлагательств.

– Ну? – осведомился у соскочившего с коня каданца Руппи. – Что за спешка?

– Белоглазый, господин полковник, – не преминул помянуть новый чин Штурриш. Бродяга повышению Фельсенбурга радовался больше самого Руппи: ходить под началом пусть и гвардейского, но капитана самолюбивому малышу не нравилось.

– С начала.

– Есть с начала, – с неожиданной злостью рыкнул «забияка». – Семеро мушкетеров из передового полка наладились дезертировать, отстали от своего батальона и укрылись в каких-то поганых оврагах, но мои парни прохвостов заметили. Догнали, попробовали окружить, но эти… мушкетеры заскакали по склонам не хуже горников. Рисковать коняшками мы не стали, перестреляли гадов, и все дела. Вот только этот… полез в драку, не оглядываясь на приятелей. Ну и остался в живых. Пока.

– Штурриш, – непонятное нужно прояснять сразу же, – вы – и не рады стычке? Почему?

– Злюсь, – буркнул капитан. – Уго подбили. Похоже, с концами, а мы к вам вместе вербовались. Вдевятером пришли, после Трех Курганов двое осталось…

– Сочувствую. – Руппи перевел взгляд на дезертира, тот выглядел соответственно своему положению: мундир подран, физиономия в синяках и ссадинах, но на вид вполне вменяем. Угрюм, что и понятно, испуган, насторожен. Ничего необычного, хотя этот, как его, Оксхолл тоже пеной поначалу не исходил.

– Когда брали, как себя вел?

– Правильно вел, – смысл вопроса Штурриш уловил с ходу. – Ощерился, тварь эдакая, глаза выпучил и попер. Пока прикладом по хребту не приласкали, отмахивался, да еще с рычанием! Лошадь Уго напугал, та беднягу под удар и подставила. Мы с этим… возимся, а остальные по круче уходят, ну и пришлось… гм… как уток.