Несмотря на то, что он на коленях стоял.

— Нопаль, ну ты же не на плацу, — укоризненно протянул Натери, кокетливо прочищая мизинцем ухо.

Желание убить «кого-то» конкретизировалось.

— Уважаемый, — ласково обратилась Кайран к старику, — вы говорите, что лошадей оставил этот эр?

Элв в ответ закивал с таким усердием, что Лан испугалась за сохранность его шеи.

— Оне, оне, г’с’п’жа, — заверил конюх. — Оне, а исчо жинка и тойт, убоханький.

— Я? — тяжело поразился Редгейв.

И даже пальцем себя в грудь ткнул.

— Оне, оне, — заулыбался старик, продемонстрировав голые младенческие дёсны.

— Да как… — меченый обернулся к аэре, волоча рыбака за собой. — Хозяйка, я же с тобой… Я не отходил от тебя! И потом мы же вместе!..

— Погоди, Редгейв, не части, — поморщилась Лан, обеими руками заправляя за уши волосы. — Дед, ты точно уверен, что лошадей он оставил?

— Ну а как жеж? — морщины рыбака разъехались к вискам в умильной мине. — Чё не пр’знать? Оне.

— Оне, значит, — пробормотала Кайран, отбрасывая носком сапога какую-то мерзость.

— Хозяйка… Госпожа…

Казалось, ещё немного — и Редгейв сам слезу пустит.

— Иль оне? — усомнился вдруг конюх, выглядывая из-за ноги вояки и тыча желтоватым ногтем в Натери.

— Я?! — Грех тоже зачем-то ткнул себя пальцем в грудь. — Не-ет, так точно не пойдёт. У меня железное алиби. Вся стража Гхар’Тира подтвердит, что в тот момент я под замком сидел.

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

— В какой тот момент, Натери? — Лан исподлобья глянула на элва.

— Нопаль, я тебя умоляю, — ухмыльнулся аэр. — Если хочешь сохранить что-то в тайне, то сначала отрежь языки своим слугам. Помниться, об этом тебе уже говорилось.

Кайран отвернулась от него, сложив руки на груди и попинывая камешек, подвернувшийся под мысок. Вопрос о том, что он ещё успел разузнать, становился всё актуальнее.

— Так который? — гавкнула аэра так, что старик испуганно за Редгейва спрятался. — Этот или тот? Или оба?

— Дык оне ж аки двойняхи, — залепетал рыбак. — Вот ей-ей — что пешынки!

Конкретно у этих песчинок одинаковыми были только две вещи: принадлежность к мужскому полу и рост. Хотя нет, три. В данный момент они оба раздражали Кайран одинаково успешно.

— Ладно, — Лан запустила пятерню в растрёпанные волосы. И тут же одёрнула себя, встав ровно. — А что за женщина с ними приехала?

— Ну дык жинка! — осклабился сторож. И изобразил рукой перед впалой грудью окружность, размером с коровью голову. — Справная!

— Ясно, — аэра потёрла костяшкой уголок глаза. — Остаётся действительно признать, что мой дорогой супруг решил прогуляться по девкам.

К сожалению, эта версия так и осталась единственной, хоть и неправдоподобной. Потому что как ни билась Кайран со стариком, ничего более вразумительного вытрясти из него не смогла. Приехал некий элв, которой в равной степени мог оказаться как Редгейвом, так и Натери. С ним женщина и калека. Оставили рыбаку лошадей, денег. Забрали лодку, да и отбыли восвояси.

А, может, и в воздухе растворились. Почему бы и нет? Старик с радостью подтвердил и эту версию.

* * *

Свеча отражалась мутным пятном света. А сзади белым блином смотрела из темноты лицо — кривое, искажённое, даже черт толком не рассмотреть. Зачем вообще нужны такие зеркала? Не наглядеться на собственную красоту, не побриться толком. Вслепую лезвием скоблить и то безопаснее. На ощупь мимо носа не промахнёшься. Тут же не поймёшь, где у отражения ухо, а где подбородок.

Впрочем, бриться Даймонд и не собирался. Просто тупо пялился в лист полированного металла, пытаясь угадать, какое выражение его физиономия принимает: нахмуренное, счастливое или судорогой сведённое? Не понимал. Не лицо, а луна. С пятнами. Ну, по крайней мере, там, где пятна, глаза быть должны.

Натери растёр щёки, будто соскрести с них чего-то хотел. Из-под ладоней глянул на стеклянный графин в серебряной оплётке. Подмигнувшего рубинами вина в нём осталось удручающе мало — едва ли на треть. А что делать? Больно хороши погреба у Кайранов. Или это элву было слишком плохо. Обе версии имели право на существование.

С другой стороны, а что плохого-то? Всё ж согласно плану идёт. По крайней мере, смог найти подходящий тон. Его «я выше всех и об этом осведомлён» хотя бы раздражало Лан. Всё ведь лучше, чем тупое равнодушие. Ну лучше же, правда? Одну эмоцию перевести в другую несложно. Были бы они — эмоции.

Аэр протянул руку, наливая в бокал приветливо булькнувшее вино. Исподлобья рассматривая мутное отражение. Правильно говорят: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива!». А она крива, ещё как. Под глазами вон мешки, да и морщины появляются — не мальчик уже. Нужен кому такой?

Ей нужен?

А она ему?

Духи! Вот самое то: посередь ночи копаться в себе! Деликатно ноготком подсохшие корочки на ранках поддевая. Что там? Гной потечёт или ничего, подсохла уже? А, может, опять закровит?

Элв скрипнул зубами, разом замахнув в себя половину фужера, закапав красным белую рубашку. Получилось красиво — почти как кровь. Только изжога никуда не делась. Нет, вариант с больным сердцем звучало, конечно, и романтичнее, и героичнее. Но всё-таки мучило Натери не оно, а кислота, плещущаяся в желудке. Вот как сюда приехал, так желчь у него и разлилась. Тоже вполне по-стариковски.

Зачем, спрашивается, приехал? За мечтой гоняться? Да нет и не было никакой мечты. Предназначению следовать? Знать бы ещё, куда топать, чтобы его волю исполнить. Как ни кинь, а всё одно аэр на собаку смахивал, которая за собственным хвостом охотилась. Именно, что за хвостом, а не чем-то возвышенным. Уж точно не за этой женщиной — чужой и… не слишком приятной. Да и что в ней приятного могло быть? Как таких называют? Мужички? Мужланки?

Вот так и видется в зеркале отражение. Да не собственное, а её — Нопаль. Тогда, перед королевской маской. И не опишешь толком. Всё пошло и избито, триста раз обсосано. Но ведь действительно: волосы — гривой, глаза — омуты, губы — будто припухшие, зацелованные, хотя и близко ещё их не касался — приоткрыты. Брови чуть вздёрнуты — то ли от удивления, то ли от испуга. И дышит близко-близко, быстро. Тоненькая голубая жилка на шее бьётся. И…

Натери вскочил, перевернув табурет. Швырнул бокал в зеркало.

Ничего толкового не получилось. Оловянный кубок, негромко, неубедительно звякнув, отскочил от металлической пластины. Лишь вином всю стену залил. И конечно же — как будто Даймонду только этого сейчас и не доставало — в дверь постучали.

— Натери, можно к тебе?

Даймонд рыкнул, нагнулся, поднимая помятый бокал. Покрутил в руках, будто диковина какая-то, поставил его