– Можно хоть рубаху надеть? Неловко голышом в тюрьму идти. Подумают, что нищий.

– Это можно, – милостиво разрешил Василий.

И это было самой большой его ошибкой. С браконьерами и жуликами всегда надо держать ухо востро.

Уклейкин потянулся за рубашкой. Она белела на вешалке. Но не снял её, а почему-то дёрнул всю вешалку на себя.

И Василий вдруг почувствовал, что земля под ним проваливается. Вернее, он сам проваливается, вместе с землёй.

Сработал хитроумный механизм – в полу открылся люк. И Василий полетел в погреб. Вместе с Иваном Терентьевичем и газовым пистолетом.

– Значит так, храбрецы, – сказал сверху Уклейкин. – Пару часиков здесь посидите. А ночью я вас на лодочке вывезу. На серединку речки… Плавать-то хоть умеете?

– Нет, – сказали хором Василий и Иван Терентьевич. – Не умеем.

– Это хорошо. Значит, на середине реки лодочка опрокинется.

Ну и концы – в воду! Понятно, мил человек?

– Не человек я тебе! – сказал Кот Василий.

– Тем лучше. Значит, искать тебя никто не будет. Одной кошкой больше, одной меньше. Какая разница?

– Будут, – сказал Кот. – Будут меня искать. Мать у меня есть. Старенькая. Не видит ничего.

– Что ж ты старенькую мать не жалеешь? Нехорошо. Была бы у меня мать, я бы её берёг. Никак не расстраивал.

– Была бы у вас мать, – сказал Василий, – она бы сама утопилась, что такого негодяя на свет родила.

Уклейкин ничего не ответил. Только с грохотом захлопнул люк.

Глава двенадцатая

Последнее желание

В подполе было темно и холодно. И сильно пахло рыбой.

Рыбой пахло – понятно. А темно… Наверно, чтоб никто не видел, что здесь творится.

Но и Кот, и Иван Терентьевич хорошо видели в темноте.

И что они увидели, было просто ужасно.

Головы осетров, сваленные в углу. Вёдра, доверху заполненные рыбьими хвостами, пузырями, плавниками, чешуёй.

Василий не мог смотреть на этот ужас. Всё напоминало жуткую бойню.

– Кошмар!

– Надо этого Уклейкина судить по статье сто пять, – сказал Иван Терентьевич.

– Это что за статья?

– Убийство с преднамеренной целью, с отягчающими обстоятельствами, заранее спланированное и осуществлённое в мирное время против мирных жителей рек, морей и водоёмов.

Василий был поражён подобными знаниями.

– Дело в том, – объяснил Иван Терентьевич. – Что я три года в здании суда обитал. Ещё до знакомства с Машкой. И в поисках еды… Ну, сами понимаете. А там – одни кодексы. Гражданские, уголовные. Ну, вот я, от голода… Что-то съел, что-то прочёл. И многие статьи наизусть выучил.

Василий присел на пустой ящик:

– Эх, Иван Терентьевич! Зачем мы всё это затеяли?

– Как вы так можете?! – воскликнул Иван Терентьевич. – Если бы каждый так рассуждал…

– Если бы каждый так рассуждал, – сказал Василий, – не было бы браконьеров и преступников.

Все бы лежали на своих диванчиках. И плевали в потолочек. И был бы всеобщий мир и порядок.

– Не хочу вас слушать! Мы должны посадить Уклейкина в тюрьму. Поднимите меня.

Василий выполнил его просьбу. Поднял Ивана Терентьевича к самой крышке погреба.

– Конечно, крышка крепкая, – сказал Иван Терентьевич. – Дрель бы сюда. Или – стамеску. Ну, да ничего. Обойдёмся собственным инструментом. Как предки наши. Держите меня крепче. Не отпускайте.

И Василий вдруг почувствовал сильную вибрацию. Будто он держал не Ивана Терентьевича, а кофейную мельницу. Это Иван Терентьевич вгрызся зубами в деревянную крышку.

Через несколько минут вибрация прекратилась.

– Готово! – сказал Иван Терентьевич.

– Что готово?

– Голова проходит. И плечи.

Иван Терентьевич подтянулся. И Василий почувствовал, что никто больше не стоит на его ладони.

– Вот я и на свободе! – сказал Иван Терентьевич.

Василий впервые позавидовал Ивану Терентьевичу, что он такой маленький, малогабаритный…

– Теперь ваша очередь! – крикнул Иван Терентьевич. – Выбирайтесь! Сначала – голову!

– Вы шутите?

– Простите, – сказал Иван Терентьевич. – Я не подумал. Вы не пролезете. Сейчас что-нибудь придумаем. Здесь огромный замок… Ах,