управления Россия, очевидно, выиграть войну не могла, что мы неопровержимо и доказали на деле, а между тем счастье было так близко и так возможно! Только подумать, что если бы в июле Западный и Северный фронты навалились всеми силами на немцев, то они были бы безусловно смяты, но только следовало навалиться по примеру и способу Юго-Западного фронта, а не на одном участке каждого фронта. В этом отношении, что бы ни говорили и ни писали, я остаюсь при своем мнении, доказанном на деле, а именно: при устройстве прорыва, где бы то ни было, нельзя ограничиваться участком в 20–25 верст, оставив остальные тысячу и более верст без всякого внимания, производя там лишь бестолковую шумиху, которая никого обмануть не может. Указание, что если разбросаться, то даже в случае успеха нечем будет развить полученный успех, конечно, справедливо, но только отчасти. Нужно помнить пословицу: “По одежке протягивай ножки”. Для примера укажу на наш Западный фронт. К маю 1916 года он был достаточно хорошо снабжен, чтобы, имея сильные резервы в пункте главного прорыва, в каждой армии подготовить по второстепенному удару, и тогда, у него не было бы неудачи у Барановичей. С другой стороны, Юго-Западный фронт был, несомненно, слабейший, и ожидать от него переворота всей войны не было никакого основания. Хорошо, что он выполнил неожиданно данную задачу с лихвой. Переброска запоздалых подкреплений в условиях позиционной войны помочь делу не могла. Конечно, один Юго-Западный фронт не мог заменить собой всю многомиллионную русскую рать, собранную на всем русском Западном фронте. Еще в древности один мудрец сказал, что “невозможное – невозможно”!»

В анналы военной истории «Брусиловский прорыв» вошел еще и благодаря тому, что это была единственная крупная и успешная операция такого уровня, в которой победитель не обладал превосходством над противником в артиллерии и других видах военной техники (930 орудий у генерала Брусилова, из которых лишь 168 тяжелых, против 2900 у его оппонентов) и имел примерно равное (даже чуть меньше) количество пехоты и кавалерии (около 600 000 человек у русских и 620 000 – у обороняющейся стороны).

Неудивительно, что «Брусиловский прорыв» вызвал широкий резонанс, и даже традиционно не испытывающая пиетета к России англо-американская историография признала, что «наступление Брусилова, по меркам Первой мировой войны, когда успех измерялся метрами, доставшимися с боем, было величайшей победой, одержанной на одном из фронтов с тех пор, как два года назад на Эне появились первые линии окопов».

Другое дело, что российское руководство не сумело использовать тот шанс, который ему дал успех А. А. Брусилова. Свою роль тут сыграли и объективные факторы, связанные с нехваткой боеприпасов и плохой работой транспорта, а также и субъективные обстоятельства, порожденные тем, что «многочисленные посредственности, окружавшие царя и Ставку, очевидно завидовали успеху Брусилова и явно не горели желанием помочь своему более удачливому коллеге».

А в это время на Северо-Западном фронте продолжались позиционные бои. Что же касается Кавказского фронта, то там основные события шли с начала 1916 года по апрель месяц. За это время у турок были захвачены стратегически важные Эрзурум и Трапезунд.

В начале 1917 года, чтобы подорвать экономику стран Антанты, Германия объявила о переходе к «неограниченной подводной войне».

Германский вице-адмирал Андреас Михельсен пишет об этом так:

«При решении вопроса о методах борьбы лодок мы считались с возможностью присоединения Америки к союзу наших врагов, но было бы большой ошибкой искать причины ее выступления в неограниченной подводной войне <…> Логически рассуждая, событие это должно было произойти, как только того потребовала общность англо-американских интересов, то есть тогда, когда выявилась угроза выигрыша войны Германией».

По мнению вице-адмирала, Америка с самого начала была лишена нейтралитета. Но до конца января 1917 года немецкие подводные лодки «должны были в своей борьбе соблюдать большую осторожность из-за того, что американским и датским пароходам было гарантировано свободное плавание».

Но теперь ситуация изменилась, и все нейтральные страны, в том числе и Америка, были поставлены в известность о начале «неограниченной подводной войны». Как пишет Андреас Михельсен, «сопроводительная нота подчеркивала то обстоятельство, что в противовес миролюбию Германии враги ее отвергли всяческие попытки мирного соглашения», и это вынудило немцев «к принятию самых решительных мер».

Танки Первой мировой войны

Танки, это новое оружие войны, были впервые использованы на французском театре военных действий, в сражении на Сомме, имевшем место с 1 июля по 18 ноября 1916 года. И, надо сказать, тогда они не произвели на военных особого впечатления из-за своего явного технического несовершенства. Однако в историю военного дела это сражение, безусловно, вошло, так как оно ознаменовало собой рождение нового вида военной техники, на базе которой позднее был создан самостоятельный род войск – танковые войска, без которых сейчас уже просто невозможно представить армии ведущих мировых держав.

В сражении на Сомме войскам Антанты удалось за несколько месяцев тяжелейших боев отвоевать у немцев 180 кв. км. Этот «крупный» успех обошелся британцам в 419 600 человек, французам – в 204 000 человек. Немцы потеряли в этом сражении 465 000 человек. Однако эта операция позволила англо-французскому командованию ослабить натиск на Верден – главную «болевую точку» Западного фронта, и, таким образом, немецкое руководство не сумело решить основную стратегическую задачу, поставленную на 1916 год.

Что же касается танков, то их появление было связано с тем, что для текущей войны были характерны четко обозначенные позиции войск и сооружений – чаще всего в одну сплошную линию. Таких линий, располагающихся одна за другой, могло быть много. Для прорыва такой обороны использовалась артиллерийская подготовка, но она была малоэффективна, так как из-за небольшой дальности стрельбы могла нанести эффективный удар только по первой линии. В результате после захвата первой линии атакующие неизбежно сталкивались со следующей, и без артиллерии решить этот вопрос было практически невозможно.

Споры о целесообразности применения и развития танков шли долго. 15 сентября 1916 года стало переломным в истории всего танкостроения. В этот день британцы впервые применили танки в наступлении. Реально в атаке смогли принять участие только 18 танков из 49 подготовленных гусеничных машин, и наступали они разрозненно на фронте в 10 километров. Тем не менее их психологическое воздействие на немецкую пехоту было огромным. Во время боя 17 танков вышли из строя, но их применение помогло пехоте продвинуться вглубь обороны на 5 километров по всей ширине наступления, причем потери англичан в этой операции оказались в 20 раз меньше, чем обычно.

Первыми танками были тяжелые танки «Mark I», названые в честь одного из их создателей (Уильяма Триттона) «Большим Вилли». Эти танки представляли собой огромную ромбовидную коробку с гусеницами по периметру. Для ведения курсовой стрельбы по бокам танка устанавливались пулеметы или пушки. Экипаж танка состоял из 8 человек, а весил он около 28 т. Карбюраторный двигатель «Даймлер» мощностью 105 л. с. позволял развивать скорость до 4,5 км/час (по пересеченной местности –