Получаю быстрый поцелуй в щеку и выдыхаю, когда невеста исчезает. Да и черт с ней. Поедим спокойно, без подсчета калорий.

– А ты куда собралась? – резко развернувшись, преграждаю дверной проем.

«Домовиха» улучшенной версии (без свитера она все-таки ничего) не успевает притормозить и впечатывается в меня всем телом. Не сносит с ног, даже не толкает – я вообще ее не чувствую, будто пушинка влетела. Значит, лишнего веса под этими тряпками нет – уже плюс. Для нее, разумеется. И ее будущего.

Алена утыкается носом в мою грудь, оставив светлый след на темном пиджаке, будто слепок с лица. В очередной раз теряет многострадальные очки, и мне дико хочется посмотреть в ее глаза. Максимально близко.

Машинально придерживаю ее за талию, чтобы не споткнулась в панике и не рухнула к моим ногам. Эта неуклюжая только и делает, что все роняет: или вещи, или сама себя. И сейчас мешает мне себя спасать. Упирается руками где-то на уровне пресса, щекочет напрягшиеся мышцы ногтями. Пытается меня оттолкнуть.

Но мои пальцы сильнее впиваются в ее бок. Ноздри раздуваются, вбирая легкий женский аромат. Задерживаю дыхание – и мы с девчонкой вместе замираем. Как хищник перед решающим прыжком и его жертва, смирившаяся с неизбежным.

А на меня такая мощная волна дежавю накатывает, что едва не хоронит под собой. Девятый вал. Тащит на дно, прибивает, вышибая мозги.

Опять принцесса мерещится. Даже в этой несчастной пытаюсь ее разглядеть.

– Я в «Вуаль», – чуть приподняв голову, она выдыхает мне в шею. Но зрительного контакта всячески избегает, а мне он почему-то нужен. Словно это подсказка.

Свободной ладонью тянусь к ее подбородку, касаюсь пальцами, чтобы приподнять, и…

Убираю от Алены руки, прячу их в карманы, чтобы не распускать больше.

Идиот потому что! Зажимаю какую-то «швею-мотористку» на собственной кухне, да еще и при сыне. Права была Рапунцель, когда сочла меня озабоченным маньяком. Примерно так себя и веду после командировки. Как вернулся, нападаю на все, что женского пола и движется.

Начал с шикарной принцессы, а опустился до «домовихи».

Надо было все-таки Маринку по-быстрому сегодня оприходовать. Через «не хочу». Исключительно для пользы организму, а то сам он чудит без женской ласки. К простушке невзрачной тянется. Вот и сейчас. Опять.

Взгляд скользит по блузке, которую она лихорадочно поправляет, приподнимая и без того наглухо закрытый ворот. Ком застревает в горле, выпуская шипы и разрывая все внутри.

– Сказал же: отвезу! – хрипло напоминаю. Хотя собирался отпустить ее. Черте что творю!

От Маринки отмахнулся, откупившись деньгами, а этой… заплатил бы, чтобы осталась.

– Ответила же: нет! – неожиданно дерзит она, перефразировав мои слова.

Еще одна волна. И мозги в фарш.

Откуда это стойкое чувство, что Алена мне кого-то напоминает. К тому же, имя…

Нет, бред.

– Хочу обсудить костюм за обедом, – найдя повод, цепляюсь за него из последних сил. – Я сверхурочные оплачу, – привычно достаю портмоне.

– А вы ни с кем меня не перепутали, нет? – ехидно бросает, многозначительно кивая в сторону двери, за которой скрылась Маринка. Действительно, с невестой этот прием работает безотказно. Но «домовиха» мало того, что непривлекательная…

– Еще и характером, – заканчиваю вслух.

Обреченно качаю головой, пока Алена хмурится, сводя ненатуральные черные брови в одну сплошную.

Безумно, до покалывания в ладонях хочу ее… умыть!

Но вместо этого решаю попрощаться. К черту! У меня дел много.

Делаю широкий шаг вбок, освобождая проход, и складываю руки на груди. Девчонка-бабулька медлит, сжимает губы, задумчиво кривит нос. Не доверяет мне, ждет подвоха.

– У нас еды нет, – вступает в борьбу Ромка. Тоже Алену хочет задержать. Зачем нам обоим это? Из принципа? – Я умру от голода, – ложится лицом и грудью на стол, распластав руки. – А если папа приготовит… – приподнимает голову, – то отравлюсь, – опять роняет обессиленно, прижавшись щекой к глянцу.

И украдкой мне подмигивает.

Вот актер! От кого только нахватался всего этого?

– Я не буду звать тебя «домовихой», – старается, как может. – Ну, пожалуйста, хоть на полчасика.

Строит из себя ангела, которого все в этом доме обижают. И для кого единственный свет в оконце – абсолютно посторонняя девушка, что всего лишь работает у нас. Временно.

Казалось бы, какое Алене дело до приставучего мальчишки? Если ее даже деньги не убедили…

– Хорошо, – вдруг сдается она, чем сильно меня удивляет. Настолько, что я теряю дар речи. Молча наблюдаю, как будут разворачиваться события.

– Пообещай, – Ромка берет ее на «слабо». И я догадываюсь, почему. С трудом сдерживаю смешок, чтобы не рассекретить нас раньше времени.

– Да клянусь, – поспешно отзывается доверчивая Алена и по-хозяйски следует к холодильнику. Приятно смотреть. Если не внешностью, так кулинарными способностями мужика возьмет. Тоже неплохо. – Но только на полчасика! Сейчас приготовлю что-нибудь быстренько. В крайнем случае, омлет, – покосившись на меня, требовательно выдает: – Яйца-то у вас хотя бы есть?

Изгибаю бровь от странного вопроса, не сразу понимая, чего она хочет. А когда сквозь «муку» на лице проступает румянец, я проглатываю дикий хохот.

– С утра вроде были, – отвечаю так же неоднозначно. Вгоняю скромняжку в краску.

Нет, все-таки не зря мы ее с Ромкой на обед оставили. Скучно точно не будет. Усмехнувшись, сажусь за стол, вальяжно развалившись на стуле и широко разведя колени. Так удобнее наблюдать за действиями нашей невольной поварихи.

– Рада за вас, – бурчит язвительно и распахивает холодильник.

Мы с сыном переглядывается, осознавая, что это провал. Потому что полки ломятся от блюд. Бабуля перестаралась с готовкой, а мы всю ее "гуманитарную помощь" без разбора запихнули в холодильник, забив его под завязку. Одно неловкое движение – и Алену завалит едой.

– Не забывай, что ты поклялась, – расплывается в улыбке Ромка, когда обманутая «домовиха» поджигает нас обоих взглядом.

Рассматриваю ее глаза. Зеленые. Прищуренные. С танцующими джигу дьяволятами в глубине.

Дежавю. Опять.

Третья волна. Что за черт?!

– Бедные голодающие! А это восковые муляжи, наверное? – с сарказмом цедит Алена и берет из пакета пирожок. Сосредоточие вредных углеводов и убийцу фигуры, как называет выпечку Маринка. – Надо же, как настоящий, – демонстративно крутит в руках.

Белоснежные зубки смыкаются на булочке, откусывают румяный край. Темно-красная капелька вишневого варенья застывает на пухлой нижней губе буквально на секунду, и ее аккуратно слизывает проворный язычок.

Сглатываю тот самый ком с шипами, который поселился в моем горле и разрастается настолько, что не могу протолкнуть. Рвано дергаю себя за воротник, что и так всегда расстегнут с легкой небрежностью. Но сейчас и он мне мешает.

Очень уж простушка ест… аппетитно. И ни капли о талии не