Первое решение – продолжать осаду Полтавы до взятия города. Это означало новые жертвы среди солдат с целью овладения городом, в котором уже не было ни провианта, ни боеприпасов (когда 27 июня русская армия после победы деблокировала город, у гарнизона оставалось полторы бочки пороха, причем уже 7 мая имелось менее 1 тонны пушечного и мушкетного пороха, тогда как одна трехфунтовая пушка расходовала на выстрел 0,68 кг[223]).

За время с начала осады и до Полтавской битвы шведы потеряли на штурмах около 5–6 тыс. человек убитыми и ранеными[224]. Это число следует из донесений коменданта Полтавы полковника Келена[225], однако численность шведской пехоты согласно строевой записке от 3–4 марта 1709 года составляла 11 032 солдата (из них 8109 здоровых и 2923 больных), а 27 июня того же года в ходе Полтавской битвы в строю были 9270 пехотинцев[226]. Отсюда остается только предположить, что в штурмах Полтавы принимали участие в основном шведская кавалерия и казаки, либо в своих донесениях полковник Келен преувеличил вражеские потери в два-три раза. С другой стороны, потери среди личного состава в гарнизоне Полтавы по информации Е. Тарле составили 1634 убитыми и умершими от болезней и 1195 ранеными и больными[227], хотя тот же автор указывает, что к 16 мая потери русских в Полтаве убитыми и ранеными составили до 2000 человек, а во время штурма города 21 и 22 июня – 1319 человек[228] (по другим данным, за время осады Полтавы потери русских достигли 1186 убитыми и 1720 ранеными[229]).

Комендант Полтавы полковник Алексей Келен заблаговременно получил от царя приказ сжечь город в случае невозможности его дальнейшего удержания. К тому же русские, продолжая стягивать силы, были способны взять шведов уже в тактическое окружение, в свою очередь осадив королевскую армию в захваченной шведами Полтаве и ее ближайших окрестностях. Борясь за город, шведы рисковали попасть в положение 6-й полевой армии Вермахта в Сталинграде в 1942–1943 гг. В целом продолжение осады и взятие Полтавы вели для шведов лишь к ухудшению оперативной ситуации, притом, что возможность улучшить свое стратегическое положение была ими уже утрачена. После разгрома запорожцев, при невозможности получить помощь со стороны Польши и Крыма, занятие и удержание операционной линии вдоль Ворсклы стало бесперспективным.

Вторая возможность заключалась в том, чтобы, отступив к Днепру, попытаться переправиться на западный берег и через Правобережную Украину двигаться в Польшу. Поскольку переправочные средства вблизи от месторасположения шведской армии были уничтожены русскими во время их действий против опорных пунктов запорожских казаков, эта операция стала трудновыполнимой. При движении к подходящей переправе в районе Переяславля, подготовке переправочных средств и во время перевозки через Днепр шведы были бы, вероятнее всего, атакованы крупными русскими силами (так, получив сведения о возможном отходе шведов за Днепр, царь указывал Шереметеву: «… на переправе над задними неприятельскими войсками знатной промысел учинить»[230]). На время переправы людей, лошадей, артиллерии и обоза требовалось создать и упорно оборонять предмостный плацдарм, что представляло проблему, учитывая дефицит боеприпасов. Переправившись, шведам предстояло отступать в условиях преследования со стороны русской регулярной кавалерии, постоянных налетов легкой конницы, а также противодействия войск, располагавшихся в Украине и в Польше. Там находились корпус фельдмаршала Гольца (5800 пехотинцев и 3600 драгун[231]) и войско гетмана Синявского (~15 000 человек[232]), соединившиеся в начале мая 1709 года на Волыни, а также отряды, расквартированные в районе Киева (около 35 тыс. солдат и офицеров в гарнизонах Киева, Нежина, Чернигова, Белой Церкви, Переяславля и др. городов[233]). Эти силы вполне могли преградить шведам путь к отступлению, заняв сильные позиции за естественными рубежами.

Третья возможность заключалась в отходе к Днепру и отступлении на юг вдоль его течения, прикрываясь рекой с правого фланга. Трудность движения в этом направлении заключалась в необходимости преодолевать многочисленные реки, впадающие в Днепр, опять-таки в условиях преследования со стороны противника. Этот путь лежал во владения крымского хана, поэтому дальнейшую судьбу шведской армии стало бы решать правительство Османской империи (в первую очередь путем регулирования ее снабжения).

В любом случае отступление должно было привести к упадку и без того низкого морального духа солдат, а характер местности, по которой предстояло двигаться в Правобережной Украине или вдоль восточного берега Днепра в Крым (маловодная степь со скудной растительностью[234]), дальность перехода (около 400 км от Полтавы до Перекопа и примерно столько же до Очакова), а также необходимость быстроты движения – все это угрожало бескормицей и падежом конского состава. Как следствие, отход на юг с большой вероятностью должен был привести к утрате обоза и артиллерии (примером может служить ситуация с Великой Армией императора Наполеона (франц. «la Grande Armee») при отступлении из Москвы в Польшу осенью 1812 года).

Существовала еще возможность сразу бросить тяжелые фуры и пушки, пехоту пересадить на освободившихся лошадей, а часть военнослужащих и весь гражданский персонал вместе с семьями военных разместить на легких повозках. Нечто подобное сделали русские в ходе преследования ими корпуса генерала Левенгаупта в сентябре 1708 года[235], а затем и шведской армии, разбитой под Полтавой. Так же сделал и сам Левенгаупт после неудачной для шведов битвы при Лесной. Это повышало подвижность войск, однако делало армию ограниченно боеспособной, да и то в течение непродолжительного времени до расходования запасов, розданных солдатам и взятых из обоза во вьюках. Поскольку даже при увеличении подвижности дневной переход шведов по опыту мог составить не более 30–40 км, то марш должен был продлиться 10–13 суток, что требовало довольно больших запасов пищи и воды. К тому же русские имели ряд возможностей помешать переходу, например, опередив шведов путем параллельного преследования силами иррегулярной казачьей конницы, которая могла легко поджечь степь на пути продвижения отступающей шведской армии. Так, в 1687 году фаворит царевны Софьи Романовой – князь Василий Голицын – возглавил поход русский армии против Крымского ханства. Крымский хан Хаджи (Эльхадж) Селим Гирей поджег степь на пути противника к Перекопу, южнее реки Конские Воды, что, фактически, и остановило русских и сорвало поход Голицына. По мнению генерала царской армии Патрика Гордона (Patrick Gordon), это было сделано союзниками русских – украинскими казаками – по приказу гетмана Правобережной Украины Ивана Самойловича, которого после похода русские сместили с должности и отправили в ссылку, а его место занял Иван Мазепа (избран в гетманы в июле 1687 года). В общем, при решении отступить от Полтавы альтернатива для Карла XII заключалась лишь в том, удастся ли ему вывести из России сколько-то боеспособных солдат, либо армия полностью развалится и перестанет существовать как боеспособное оперативное объединение.