С точки зрения В. Молтусова, Карл XII располагал возможностью вывести из Украины в Польшу костяк шведской армии, но такое решение обесценивало все потери, понесенные в ходе кампании против России, а также влекло значительный политический ущерб, прежде всего, утрату реальных и потенциальных союзников[236]. Кроме того, король Карл осознавал, что шведам не удастся отступить без существенных потерь, поэтому в ответ на предложения о мире, сделанные русской стороной в апреле 1709 года, предлагал трехмесячное перемирие, что гарантировало его войскам безопасный отход в Польшу.

Таким образом, при решении шведов отступить в Польшу или Крым, русская армия гарантированно захватывала инициативу, увеличивала свое численное и материальное преимущество, получала возможность перенести боевые действия в Польшу либо блокировать шведов на юге, отрезав их от основных театров военных действий в Польше и Прибалтике. Кроме того, у русских появлялась вполне реальная возможность, сведя риск поражения и собственный урон к минимуму, полностью разгромить противника за счет его затруднений при переправах через реки и движении по маловодной степной местности.

При решении осаждать Полтаву до взятия города, армию Карла XII ожидали голод, окружение, еще больший голод и либо капитуляция, либо попытка вырваться из окружения, а затем, в случае успеха, все те же варианты отступления за Днепр или на Юг, только в еще худших условиях.

Теперь уже и шведскому Главному командованию должно было стать очевидным, что, углубившись на территорию Московского царства, король мог одержать здесь много побед над русскими, но лишенный ресурсов и подкреплений, столкнувшись с намного превосходящими резервами противника, обречен был неминуемо и довольно быстро потерять свою армию, которая таяла в походе, как ледяная глыба под лучами солнца.

В отличие от шведской стороны, все это хорошо видело и понимало русское Главное командование. Уже в феврале 1709 года царь был полностью уверен в конечной гибели шведской армии и писал саксонскому курфюрсту Августу II, советуя тому перейти к активным действиям в Польше[237]. В связи с этим неясно, почему Петр решил рискнуть и оставить стратегию истощения, чтобы вступить в бой со все еще сильным противником, хотя сам был уверен в том, что следует придерживаться прежнего образа действий по всемерному изматыванию шведов и только позже разгромить уже серьезно ослабленную королевскую армию. Тем более, царь всегда выступал против «генеральной баталии», высказывая это в письмах к своим военачальникам и даже на военном совете, состоявшемся по его прибытии к русской армии под Полтавой[238] (и до этого Петр дважды, в феврале и во второй половине марта 1709 года, при встречах с Меншиковым подтверждал свои прежние указания всячески избегать сражения, категорически требуя не искать и не давать «главной баталии» до его прибытия к армии[239]).

По вполне обоснованному мнению В. Молтусова, отличительными признаками оперативно-стратегических планов и всей военной системы Петра I являлись осторожность, предпочтение оборонительного образа действий и нерасположение к генеральным сражениям, что отличало русскую военную политику еще со времени князей Суздальских[240]. Соответственно, даже прибыв под Полтаву, царь вначале замышлял не сражение со шведами, а ряд скоординированных ударов превосходящими силами по отдельным группировкам шведских войск в районах Решетиловки, Жуков, Новых и Старых Сенжар, Тахтаулово, Голтвы с использованием выгодного расположения русских соединений, практически окруживших противника с разных сторон, чтобы в итоге установить сообщение с Полтавой.

В связи с этим и В. Молтусов, и некоторые другие историки придерживаются того мнения, что царь желал спасти от захвата Полтаву[241].

Город был расположен на возвышенностях на правом берегу Ворсклы, на расстоянии около одного километра от русла, при впадении в нее со стороны левого берега речки Коломак. Устье Коломака представляло болотистую дельту, затруднявшую сообщение между правым и левым берегами Ворсклы. Большую часть городского посада (территория размером около 1000 на 600 метров[242]) защищала деревоземляная крепость, окруженная оврагами, один из которых почти разделял ее на две части (см. на схеме).

Крепостные укрепления состояли изо рва и вала, который был выполнен в виде куртины с бастионами и обнесен деревянным бревенчатым палисадом (в некоторых местах защитники усилили его вынесенным вперед дощатым забором), причем шведские пушки не имели достаточной мощности для разрушения крепостной ограды[243]. На это обстоятельство указывал королю генерал-квартирмейстер полковник Аксель Гилленкрок, которому Карл XII поручил вести осаду города (для поднятия духа в условиях отсутствия осадной артиллерии король назвал Гилленкрока «Маленьким Вобаном»)[244].

Гарнизон крепости состоял из 4182 солдат и офицеров пехоты и драгун, 88 канониров, 2600 казаков и ополченцев, а на вооружении у русских было 28 орудий, в том числе три 3-фн и шесть 2-фн пушек (ненамного меньше, чем у всей шведской армии, хотя 13 орудий имели калибр менее двухфунтового, а 6 являлись безкалиберными, то есть представляли собой легкие пушки типа пищалей)[245]. К тому же в ночь с 14 на 15 мая 1709 года через Ворсклу и примыкавшие к городу болота в Полтаву прорвался переодетый в шведские мундиры отряд бригадира Алексея Головина (муж сестры Александра Меншикова) численностью 1200 пехотинцев в трех батальонах (батальоны из полка Фихтенгейма, Невского (Апраксина) и Пермского полков, при этом потери составили около 200 солдат и офицеров, а в ночь с 16 на 17 мая Головин командовал неудачной вылазкой из Полтавы, в ходе которой шведами были уничтожены 500–600 человек полтавского гарнизона и сам Головин взят в плен, но освобожден после Полтавской битвы; целью вылазки было соединиться с подразделениями Нарвского и Киевского полков, двигавшихся к Полтаве с помощью апрошей)[246].