Вместе с тем, по воспоминаниям Даниела Крмана, еще 22 июня король Карл, вызванный царским величеством, вышел со всем своим войском в поле[257], хотя по другим свидетельствам шведам стало известно о готовящемся нападении от перебежчиков. Согласно русским источникам (так называемый «Дневник военных действий Полтавской битвы», автор которого не установлен, но, вероятно, им является исследователь, обрабатывавший архив князя Меншикова, относящийся к Полтавской битве, либо офицер из окружения Меншикова, являвшийся участником событий под Полтавой), царь Петр выбрал 29 июня днем битвы по предложению представителей шведского командования, которое было передано 22 июня, то есть именно в день несостоявшегося нападения русских на шведов[258]. В «Дневнике» за дату 22 июня указано: «Фельдмаршал Шереметев по указу его царского величества с фельдмаршалом Реиншильдом 29-го числа июня, т. е. на день верховных апостол Петра и Павла, согласно назначили быть Генеральной баталии, и утвердили за паролем военным, чтоб до оного сроку никаких поисков через партию и объезды и незапными набегами от обоих армий не быть»[259].

По утверждению М. Рыженкова, сегодня у историков нет сомнения в том, что автором «Дневника» был петербургский писатель, собиратель старинных летописей и рукописей Петр Никифорович Крекшин, и такие выдумки были нужны автору для пущего обвинения «о вероломстве и о несодержании пароля короля шведского».

Вместе с тем, учитывая свидетельство Крмана, по-видимому, какая-то процедура вызова на битву и встреча по этому поводу представителей обоих противников все-таки имела место, хотя ни дату, ни состав и статус участников этих переговоров определить не представляется возможным. Остается только предположить, что, если встреча Реншельда и Шереметева действительно состоялась, то она имела место в период с 22 июня – наиболее вероятная дата до перевода главных сил русской армии в район Яковцов, то есть, до 25 июня включительно. Причем для обеих сторон соглашение преследовало цели дезориентировать противника и либо побудить его к активным действиям (русское командование, вероятно, рассчитывало, что шведы отступят от Полтавы или попытаются напасть до назначенной даты, и тогда гарантированно удастся с наибольшей выгодой использовать оборонительную тактику с применением полевых укреплений и артиллерии), либо склонить к выжидательной позиции (это было важно для шведов, чтобы использовать фактор внезапности и с самого начала завладеть инициативой).

Вместе с тем, независимо от наличия или отсутствия соглашения относительно даты сражения, боевое столкновение главными силами даже в самых лучших условиях содержит элементы риска и возможность проиграть битву, что повлечет значительные неблагоприятные последствия (таких примеров много, один из достаточно известных в российской истории – битва при Аустерлице в 1805 году, а среди малоизвестных, о которых российские историки стараются не упоминать – это полное уничтожение двух русских армий более чем тридцатитысячного состава, капитулировавших перед польскими войсками под Смоленском в 1634 году и Чудновом в 1660 году – в обоих случаях русское командование вполне обоснованно планировало операции по овладению Смоленском и Львовом, причем с большой вероятностью успеха, а на деле понесло невосполнимые потери, что кардинально изменило стратегическую обстановку на театре военных действий; характерно, что под Смоленском польско-литовской армией управлял король Владислав IV из шведской династии Ваза, швед по происхождению и современник другого великого военачальника из этой династии, шведского короля Густава II Адольфа, предка Карла XII).

Сам царь Петр неоднократно подчеркивал, что он является противником «генералной баталии», но, приближаясь к шведской армии, он фактически отступил от прежнего плана изматывания неприятеля и поставил русскую армию перед необходимостью принять бой со шведами в любом случае, если вражеское командование этого пожелает (вероятность против своей воли быть втянутыми в «главную баталию»[260]).

Как верно замечает В. Артамонов, даже беспрепятственное соединение со шведской армией корпуса генерала Левенгаупта и его дополнительные 13 тысяч солдат и офицеров с 16 пушками не развалили бы масштабную оборонительную стратегию Петра I[261]. Поэтому, учитывая рассмотренные выше альтернативы Карла XII, отвергнув прежнюю стратегию обороны, царь фактически предоставил королю шанс на спасение войска и успешное продолжение войны. По мнению В. Молтусова, в сложившейся под Полтавой оперативно-стратегической ситуации наступление являлось единственно оправданным решением для шведского командования[262]. Шведам крайне необходимо было разгромить русскую армию в полевом сражении. Это влекло следующие ближайшие последствия: 1) выступление крымского хана самостоятельно либо после заключения шведами договора с Османской империей (предложение такого договора было послано к шведам Бендерским сераскиром Юсуф-пашой, но король Карл получил его уже после Полтавской битвы[263]); 2) сдачу Полтавы, где заканчивались боеприпасы и продовольствие; 3) овладение шведами линией Ворсклы в качестве операционного базиса, обеспечивающего взаимодействие с крымскими татарами; 4) улучшение общего положения шведской армии за счет изменения настроений в среде колеблющегося украинского казачества; 5) получение свободы оперативного маневра на территории Левобережной Украины, а также возможности беспрепятственного отступления за Днепр или получения подкреплений из-за Днепра. В целом победа обеспечивала Карлу XII стратегическую и оперативную инициативу и предоставляла определенные перспективы продолжения войны на территории Украины. Поэтому многие историки и военные специалисты всю осаду Полтавы связывают со стремлением короля Карла вовлечь русскую армию в сражение с решительными целями и разгромить ее, так как иного выхода из тяжелого оперативно-стратегического положения, сложившегося для шведов к весне 1709 года, уже не оставалось.

Так, прусский генерал-фельдмаршал Джеймс Кейт (James Francis Edward Keith), который в период с 1727 по 1747 гг. находился на русской службе и осматривал Полтаву, пришел к заключению, что вся осада была «мнимой», начатой шведами с целью выиграть время для прибытия подкреплений из Польши и привлечения к войне крымских татар, в расчете сковать инициативу противника и вынудить его сосредоточить в районе города свои главные силы. Полковник Гилленкрок свидетельствует, что он просил Карла XII обдумать, сколь малую пользу принесет взятие Полтавы и какой великий вред может произойти в случае неудачи, на что король отвечал: «Я атакую и возьму город», но сам мешал осаде, отказываясь начинать штурм города, требуя строительства новых траншей, ограничив количество пушечных выстрелов по городу пятью бомбами в день, а также поставив на земляные работы запорожских казаков, которые их вести не умели[264].