– Но как же… Ведь сам командир батареи завел себе… фаворитку среди зенитчиц! – выпалил Будякин.

Старший политрук Иванов вцепился в запястье Алексея, не давая ему вырвать «наган» из кобуры.

– А у нас тут что, дворец какого-нибудь Людовика XIV с фаворитками?! – неожиданно жестко спросил Брежнев. – Вы, как политруководитель, почему допускаете вообще такие суждения в адрес наших советских девушек, фронтовых подруг?

В помещении кают-компании повисла ледяная пауза.

– Старший политрук Иванов!

– Я!

– Вы можете подтвердить сказанное политруком Будякиным?

– Никак нет, товарищ полковник. Как уполномоченное лицо я со всей ответственностью заявляю: с того момента, как на нашей батарее появились девушки из зенитного артиллерийского дивизиона, никаких эксцессов и дисциплинарных проступков, порочащих честь матроса и командира Рабоче-крестьянского Красного флота, не выявлено.

– Разрешите, товарищ бригадный политрук? – решительно вступил в разговор Алексей. Он наконец-то взял себя в руки и убрал ладонь с кобуры на поясе. – Предлагаю ознакомиться с журналами боевой работы…

– Потом ознакомитесь!.. – небрежно прервал старшего по званию политрук Будякин. Сегодня он явно был в ударе и решил идти ва-банк.

– Что ж, послушаем политработника, товарищи?.. – предложил бригадный политрук Брежнев.

Михаил Будякин буквально воссиял – так его окрылила поддержка старшего по званию коллеги. И он немедленно начал.

– Товарищи офицеры и политработники! Сегодня мы собрались по моему рапорту, который я был вынужден вопреки своей скромности и сдержанности направить вышестоящему начальству. – Дешевого опереточного пафоса политруку Будякину было не занимать. – Дело в том, что скомпрометирована честь прославленного боевого подразделения – нашей 35-й береговой бронебашенной батареи.

– Однако! – еще больше удивился Брежнев.

– Ситуация с моральным обликом в подразделении стала угрожающей после того, как сюда был переведен женский зенитный дивизион. Девушки-зенитчицы внесли сумятицу и моральное разложение в коллектив прославленных артиллеристов! Хуже того: сам командир – майор береговой службы Лещенко потворствует моральному разложению личного состава, подавая пример безнравственности и сожительствуя с мичманом Кариной Левицкой! – Обличительный перст политрука Будякина уперся в грудь Алексея. – Командир тем самым подает дурной пример морального разложения своим подчиненным. Более того, старший политрук батареи Иванов всячески потворствует шашням командира, а ведь он, как представитель военно-политического руководства, должен наставлять и воспитывать командира…

– Какие ваши доказательства неподобающих действий командира батареи Лещенко и старшего политрука Иванова? – По тону бригадного политрука Брежнева можно было понять, что с него хватит выслушивать бредовые и безосновательные обвинения Михаила Будякина.

Тут бы ему насторожиться… Но Будякин был слишком ослеплен тщеславием и ложным чувством собственной значимости.

– У меня есть свидетели! А кроме того, именно из-за низкого морального облика 35-я береговая батарея в целом не справилась с поставленной командованием задачей огневого прикрытия героических защитников Евпатории – в итоге мы потеряли город!

От этих слов покоробило уже всех присутствующих офицеров – они понимали, каких титанических усилий и каких жертв стоила Евпаторийская операция. Фактически городом пожертвовали, чтобы дать хоть небольшую передышку защитникам Севастополя.

В этом контексте слова политрука Будякина прозвучали особенно цинично.

– Товарищ командир батареи, заявление политрука Будякина соответствует истине? – обратился Брежнев к Алексею.

– Никак нет, товарищ бригадный политрук. Напротив – буквально накануне пришла радиограмма из штаба Севастопольского фронта, в которой командование выражает благодарность личному составу 35-й береговой батареи за отличное выполнение боевой задачи. Огонь батареи нанес гитлеровцам под Евпаторией серьезные потери и вместе с обстрелами с крейсеров «Красный Крым» и «Красный Кавказ» обеспечил отход и эвакуацию защитников города. Более того, теперь это уже можно рассказать, разумеется – при наличии у всех присутствующих надлежащих допусков секретности: Евпаторию и не планировалось защищать до конца.

Алексей говорил негромко и четко, словно гвозди вбивал. И с каждым его словом Михаил Будякин словно бы сьеживался. Что ему было возразить? Тем не менее горе-политрук решил бросить свои последние козыри.

– Мои слова и рапорт о низком моральном состоянии на батарее могут письменно, заметьте, подтвердить свидетели!..

– Свидетели?.. – Алексей с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться прямо в лицо этому самовлюблённому и напыщенному дураку. – Свидетель – это старшина кладовщиков, которого вы, Михаил Юрьевич, поймали на попытке обмена войскового имущества? Или молодой комсорг лейтенант Зиневич, который под вашим давлением «завернул» рапорты на награждение? На этих документах и ваша, Михаил, виза имеется – так что отпираться бессмысленно.

– Разрешите, товарищ комбат?.. – негромко прервал Алексея бригадный политрук Брежнев. – В отношении третьего «свидетеля» будет проведена партийно-служебная проверка. Есть вполне обоснованные подозрения, что радиотелеграфист узла связи Иван Степанюк – не тот, за кого себя выдает. Степанюк может быть связан с бандитским националистическим подпольем ОУН-УПА, а через него – с Абвером.

На Будякина было страшно смотреть: он мелко дрожал, рот раскрылся, из уголка рта стекала слюна. Глаза глядели на собеседников абсолютно тупо и бессмысленно.

– Ты понимаешь, придурок, как круто ты влип?! – рявкнул, уже не сдерживаясь, Алексей. И, словно бы этого было мало, снял массивную телефонную трубку внутренней связи. – Дежурный офицер? Комбат говорит. Пригласите в кают-компанию капитан-лейтенанта Абакелия.

Услышав эту фамилию, Будякин дернулся, как от удара током.

Вошедший щеголеватый капитан-лейтенант пронзил Будякина ненавидящим взглядом.

– Скажите, капитан-лейтенант, вам знаком этот офицер?

– Так точно. Он обесчестил и предал мою сестру!

– Вы готовы повторить сказанное под протокол?

– Да… Так точно. – Ладонь в белой перчатке крепко сжала рукоять кортика.

* * *

Алексей самолично «раскопал» эту отвратительную историю. Она случилась на военно-морской базе Батуми. Служба в тыловом порту Черноморского флота тоже была сложной, но все же поспокойнее, чем на передовой. Политрук Будякин служил себе ни шатко ни валко. Но на свою беду приметил красавицу Лалу Абакелия, у которой на этой же базе служил родной брат. Михаил Будякин сумел очаровать девушку, все же он не был лишен определенного мужского шарма, да и язык у политрука был подвешен как надо. Он красиво ухаживал за девушкой, дарил цветы, читал стихи и даже подарил ей томик Есенина. Особого шарма подарку придавало то, что поэт в те годы считался почти опальным. Лала работала учителем в местной школе, и подарок ей очень понравился.