– У вас тут прямо университет! – восхитился Брежнев.

– Как говорится, Леонид Ильич, «умница в артиллерии, а щеголь в кавалерии…» – полушутя ответил единоличный повелитель всего этого мира высшей математики, баллистики и точной механики.

– А что у вас там, товарищ майор? – указал Брежнев на еще одну бронированную дверь в боковое помещение. Возлее нее стоял часовой с автоматом «ППШ».

– Виноват, товраищ бригадный политрук, в этот отсек вход – только по спецдопуску. Вы его не имеете…

– Да как вы смеете, товарищ командир, запрещать главе партийной комиссии куда-то заходить! – снова вырвался вперед замполит Будякин.

– Во-первых, товарищ замполит, не перебивайте старшего по званию и своего командира. Это грубейшее нарушение субординации и воинской дисциплины. Во-вторых, на вверенной мне бронебашенной батарее имеется целый ряд отсеков, доступ в которые ограничен специальными допусками. Если вы об этом забыли, то потрудитесь ознакомиться с Уставом и соответствующими документами внутреннего распорядка в библиотеке батареи. В-третьих, я надеюсь, вам знакомо, товарищ Будякин, понятие военной и государственной тайны?.. Так вот, я как командир батареи поставлен, в том числе, и для того, чтобы обеспечивать режим секретности. – Голос Алексея оставался спокойным и даже несколько отстраненным. Но обычно смуглое лицо побелело от еле сдерживаемой ярости.

Леонид Брежнев, нахмурив черные кустистые брови, молча наблюдал за нелицеприятной перепалкой.

– Виноват, товарищ комбат!.. – буркнул Будякин, но по тону было понятно, что он все равно остался при своем мнении. Что поделать, такой вот он чудак на букву «м»…

* * *

После ужина, как водится, состоялось построение личного состава. Оно проходило у главного входа в скальный массив береговой батареи.

– Равняйсь!

– Смир-р-рна!

Строй в матросских робах, в черной офицерской форме замер под величественные звуки Гимна СССР. На флоте традиции всегда были краеугольным камнем службы. Далее последовали доклады командиров подразделений и состоялся традиционный развод на наряды на день, матросы и командиры разошлись по местам боевой службы. Все – буднично и привычно, даже близкая канонада не прерывала строгий флотский порядок.

* * *

А на следующий день с утра на батарее появился смуглый щеголеватый старший лейтенант с тонкой щеточкой усов под тонким хрящеватым, с горбинкой, носом. Черная морская форма сидела на нем как влитая, контрастируя со снежной белизной перчаток. Морской кортик подчеркивал благородство морского офицера.

– Товарищи, хочу представить вам нового офицера связи флота. Он прикомандирован с сегодняшнего дня к нашей батарее, – Алексей поднялся со своего места в кают-компании и кивнул молодому офицеру. – Представьтесь, пожалуйста.

– Офицер связи флота старший лейтенант Вано Абакелия.

Напряженно всматривающийся в старшего лейтенанта Михаил Будякин вдруг дернулся, как от жгучей пощечины. Алексею стоило большого труда скрыть торжествующую улыбку. Он переглянулся со старшим политруком Ивановым. Виктору Ефимовичу удалось лучше совладать с собой – сказывалась богатая практика «инженера человеческих душ».

Старший лейтенант Абакелия появился на батарее отнюдь не случайно. Алексей по подсказке старшего политрука Иванова навел справки о периоде службы Будякина на Новороссийской военно-морской базе. Выяснилось, что скандальный политрук и туда перевелся из Батумской базы.

Алексей сразу же насторожился, уловив явное несоответствие: политрук Будякин явно не подходил к общепринятому образу героя, который рвется с относительно спокойной тыловой службы на передовую. Конечно, в жизни всякое бывает, но все же… И командир береговой батареи принялся «копать», кляня Будякина последними словами за то, что вся эта долбаная мышиная возня отвлекает от более важных дел. И «накопал»…

В кают-компанию вошел краснофлотец-телеграфист с красной повязкой вахтенного.

– Товарищ командир – срочно. – Он протянул бланк радиограммы с диагональной красной полосой.

– Боевая тревога! – рявкнул Алексей, едва вчитавшись в текст.

На рассвете небеса над руинами горящей Евпатории уже привычно содрогнулись от рева и грохота орудийных залпов. Тяжелые гаубицы Круппа мешали небо с землей, перемалывая укрепления русских. Дымные фонтаны мощных взрывов перепахивали городские кварталы. Сквозь завесу пыли сверкали вспышки взрывов. Уже поврежденные от прошлых обстрелов здания складывались словно карточные домики, осыпались грудами битого кирпича.

Не успели осесть пыль и дым артиллерийских разрывов, как небо наполнилось гулом десятков авиационных моторов. У фон Манштейна уже не было в оперативном подчинении 4-го Воздушного флота Вольфрама фон Рихтгофена, но и того, что оставалось, было достаточно, чтобы размолотить упрямых русских, сражающихся с небывалым фанатизмом. С протяжным душераздирающим воем обрушились на советские позиции пикировщики с черными крестами на широких крыльях с характерным обратным изломом и нелепыми «лаптями» неубирающегося шасси под брюхом. Пузатые двухмоторные «Хейнкели-111» вываливали свой смертоносный груз с большой высоты, с горизонтального полета.

Навстречу гитлеровской воздушной армаде ударили русские зенитки. Противовоздушная оборона города была хорошо укреплена 76-миллиметровыми полуавтоматическими пушками и 37-миллиметровыми зенитными автоматами. Пикировщиков встречали хлесткими очередями счетверенные зенитные установки «Максимов» и крупнокалиберные пулеметы «ДШК».

Гвардейские крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым» вместе с эсминцами сопровождения открыли заградительный зенитный огонь с моря. С кораблей, к огромному неудовольствию вице-адмирала Октябрьского, демонтировали торпедные аппараты, а на их место «воткнули» дополнительные скорострельные пушки. Это существенно повысило огневую мощь кораблей, которые теперь своими многочисленными стволами орудий и пулеметов напоминали скорее «огненных ежей».

Земля содрогалась и гудела, оглохшие, засыпанные землей солдаты скрипели пылью на зубах, но держались. Оставшиеся для обороны города войска были укрыты максимально глубоко, за бетонными перекрытиями, в глубине подземных городских коммуникаций. Боевая техника, орудия и станковые пулеметы находились в защищенных огневых точках и в капонирах. Опыт осажденного Севастополя научил укрываться от обстрелов – это стало главным не только для выживания, но и для эффективного ведения войны.

* * *

– Achtung, fоrwarts! – Фон Манштейн находился на передовом командном пункте, наблюдая за тем, как титанические силы, заключенные в химических связях тротила, пикриновой кислоты и пироксилина, сталкиваются на небольшом клочке земной поверхности, превращая ее в лунную равнину, испещренную дымящимися кратерами воронок.

По приказу Манштейна по этой выжженной равнине пошли угловатые танки и приземистые самоходки. Россыпью при поддержке полугусеничных бронетранспортеров во второй линии двинулась пехота.