Джеймс произносил слова с трудом, словно вспоминая что-то.

– Вы не в ответе за ту индийскую лихорадку, – сказала Роуз. – Ваши родители умерли в считаные дни – как вы могли на это повлиять?

– Но ответственность за вас, за остатки моей семьи… Как я мог… – Он снял шляпу и взъерошил волосы пятерней. – Почему я не сказал ему… – И осекся.

– Кому не сказали? Что?

– Неважно. – Джеймс снова нахлобучил шляпу и взял Роуз за плечи. – Вы маленькая самоотверженная путешественница, которая спасла нас всех. Это ведь вы ценой своей жизни купили мое будущее. Разве вы того не понимаете?

Она покачала головой. Роуз никогда не приходила в голову мысль, что Александр должен возвратиться и принять на себя ненавистные обязанности, если он этого не хочет. Кузен всегда считался свободной птицей, а в их семье никого не принуждали. Как можно принудить человека, как?

«Но ты это сделала, – подсказал внутренний голос, – ты заставляешь его вернуться и принять титул графа Дарема».

– Вы всерьез думаете, что я могла поступить иначе?

– Вы – нет. А я мог бы.

– Оставим прошлое в прошлом, пожалуйста, – попросила Роуз. При воспоминании о том дне, когда объявили о ее помолвке с лордом Шелдоном и она поняла, что пути назад нет, к горлу подкатили непрошеные слезы. – Я не считаю тот брак несчастливым. Он научил меня многому. Видите, все устроилось как нельзя лучше. Теперь у нас обоих есть та жизнь, которой мы хотели, и если вы поведете себя умно, то, даже будучи графом Даремом, сможете путешествовать и…

– Я не хотел такой жизни, – перебил ее Джеймс, – она сама меня взяла. И долгое время я думал, что это моя обязанность, и даже жалел… Но сейчас я не жалею.

Он склонился и поцеловал Роуз.

Она задохнулась, его теплое дыхание обжигало губы, и она подалась навстречу, так как знала, что иного шанса может не представиться. Этот поцелуй никак нельзя было назвать нежным – нет, вовсе не такие поцелуи дарят романтически настроенные юноши девушкам, которых невинно катают в лодках. Не таким бывает первый поцелуй благовоспитанной девицы – когда есть опасность, что вот-вот кто-то войдет в гостиную, где влюбленных неосмотрительно оставили наедине, и нужно сорвать с губ сладость обещания, а не смутить натиском. Джеймс был взрослым и явно опытным мужчиной, а Роуз уже побывала замужем, и ее муж, несмотря на большую разницу в возрасте (а может, благодаря ей), знал, что такое страсть, и умел обольстить женщину. Она не любила Эндрю высокой, романтической, страстной любовью, но как же его уважала и как была ему благодарна!

Джеймс отодвинулся и пробормотал:

– Боже, что я делаю… – И тогда Роуз притянула его к себе снова.

Они стояли в переулке, где, признаться, изрядно воняло и где в любой момент могли появиться местные жители; кружевной зонтик скособочился, весьма удачно прикрывая парочку от любопытных взглядов с улицы; они были родственниками – не по крови, только через бабушкин брак, но все же родственниками! – и целовались так, что у каждого не хватало дыхания, но тут же находилось общее.

– Роуз.

– Да? – шепнула она, не открывая глаза.

– Мы не должны так поступать.

Упоение уходило, наступало отрезвление. Джеймс снова отодвинулся, отпустил плечи Роуз, на которых, наверное, синяки остались – так сильно он ее сжимал. Выглядел кузен виноватым.

– Если тебя беспокоит, что это аморально, то это не так, – фыркнула Роуз, на которую накатило смущение. Губы горели, щеки горели, будто она угодила лицом в кипяток. – Во мне нет ни капли крови твоей семьи.

– Я знаю это. – Двумя пальцами он коснулся ее подбородка, приподнимая лицо и вглядываясь пристально, словно пытался отыскать какой-то ответ. Но что можно прочесть на коже, в разрезе глаз?! – Даже кузенам по крови дозволено… – Джеймс осекся.

– Дозволены связи? – насмешливо уточнила Роуз.

Он опустил руку.

– Да… связи.

– Я бы не назвала то, что произошло, связью. Я назвала бы это поцелуем.

И тут он ухмыльнулся. Этой широкой довольной ухмылки битого жизнью лиса Роуз уже несколько дней не видела, с тех пор как выяснилось, кто таков Джеймс Рамзи на самом деле.

– Ты лучшая родственница, которая могла мне достаться. И именно поэтому я рад, что все так обернулось. – Джеймс провел ладонью по ее порозовевшей щеке. – Я не могу тебе ничего обещать. Когда мы возвратимся в Англию, все станет иначе. Ты понимаешь это?

Сглотнув, Роуз кивнула – говорить она больше не могла и не знала, что ей делать: смеяться или плакать.

– Но сейчас мы здесь. Ты поедешь со мной в Португалию?

– Я обещала, что глаз с тебя не спущу. – Прозвучало это сварливо, оттого что горло сдавливало.

– Хорошо… хорошо. – Он снова погладил ее щеку и заложил руки за спину. – Мы должны идти. Твоя компаньонка будет недовольна, а мы и так уже слишком задержались.

– Конечно. И неподалеку бродит убийца, – вздохнула Роуз.

– Этого можно не опасаться.

Она вопросительно посмотрела на Джеймса, и тот объяснил:

– Кунвар незаметно следует за нами и охраняет.

Роуз коснулась губ кончиками пальцев.

– Значит, он видел… о…

– Не стоит беспокоиться, – улыбнулся Джеймс. – Кунвар никогда не разглашает моих тайн.

«Иногда тому, на что ты надеялся, не суждено сбыться. Всякое случается: меняются обстоятельства, подводят люди или погода, или же ты перестаешь желать того, чего хотел ранее. Но даже если горькое разочарование подступает к горлу, надо помнить: это всего лишь порог на бурной реке. Лодка пройдет его, и впереди откроется синий простор, где ты отыщешь все, что нужно».

Шторм, разыгравшийся в море, задержал пароходы в Александрийской гавани; три дня громадные валы катились к берегу, и ни один капитан не решился вывести свое судно в разгул стихии. Капитанам платят не за то, что они теряют товар и пассажиров, а за то, что они благополучно доставляют все это в пункт назначения. И хотя билеты на пароход «Венто», следовавший из Александрии в Лиссабон, были куплены, пассажиры скучали в гостиницах на берегу.

Роуз не скучала: у нее имелось общество Джеймса, его дом, где она остановилась по приглашению, разговоры и игра в карты. И хотя миссис Браун, чутью которой могла позавидовать любая гончая, старалась больше не оставлять наедине кузена и кузину, это не особо огорчало. Роуз знала, что поцелуй вряд ли повторится. Интерес Джеймса к ней – запретный плод, и, хотя искушение велико, возможности отсутствуют. Пожалуй, это к лучшему.

Джеймс держался отлично, не демонстрируя ни одного из тех предательских приемов, что выходят за пределы вежливости и дают понять окружающим: этот мужчина заинтересован в этой женщине больше, чем старается показать. Роуз даже сама почти поверила в «доброго кузена», и поверила бы окончательно, если б не взгляды, которые изредка бросал на нее Джеймс: резкие, содержательные, полные холодного огня. Роуз не понимала, испытывает он ярость оттого, что не может ее получить, или играет с нею, приспосабливает для своих нужд. Конечно, Джеймс больше не давал поводов для подозрений, но Роуз помнила, какой он искусный лжец. Она старалась доверять ему, и все же не могла убить сомнения.