– На какой срок мы можем объявить «задержание после уроков»? – спросила ее Китти. – Сколько человек способен выдержать?

«Осторожно, – подумала Эмма. – Напоминать, что мы – не люди, не стоит. Выкажи сочувствие. Сострадание».

– Значит, беседа с учеником прошла хорошо? – спросила Эмма.

– Просто замечательно.

– Позволь угадать. Вся эта конструкция – мутанты есть единое содружество, и так далее… Не взлетела?

Китти раздраженно фыркнула.

– Не надо о полетах. По мне – все, кто умеет летать, могут прямо сейчас лететь ко всем чертям.

– Ты новости-то видела, балда? – буркнул Логан.

Он переключил телевизор в беззвучный режим. Субтитры вдоль нижнего края экрана сообщали то же самое, что и раньше. Ничего нового не произошло – только ряды мутантов, предпочитавших стать бывшими мутантами, росли и росли.

– Мутанты – никакое не содружество, Кэтрин, – сказала Эмма. – Это – жалкие бараны, умоляющие, чтобы их остригли.

– Похоже, тебе просто нравится сравнивать людей с баранами, – заметила Китти.

Но Эмма оставила колкость без внимания. Она отодвинула чашку с кофе и начала отсчитывать проступки учеников, загибая пальцы:

– Трое учащихся отсутствовали на моем уроке этики. Всего из школы исчезло семнадцать. Пока ты разбиралась с последствиями прекращенной Логаном драки, ему пришлось разнять еще одну, плюс мистический поединок. И этот ужасный мальчик-краб из Гватемалы… как там его?

– Фелипе, – напомнил Логан.

– Да, верно. Фелипе – торчит возле «Бенетек» и рассказывает журналистам, что излечение – единственный для каждого мутанта шанс избежать вечных мук в геенне огненной. Этот препарат уже разъедает нас изнутри.

Она поднесла к губам чашку с кофе и только тут заметила изумленный взгляд Китти.

– О господи, – проговорила та. – Ты преподаешь этику?!

«И это все, что ей запомнилось из сказанного?»

– Да. Можешь начинать шутить прямо сейчас, – ответила Эмма.

– Я не шучу. Эта идея меня не на шутку тревожит.

Эмма оставила попытки сохранять любезность.

– Дура! Тут ученики бегут из школы!

– Может, пора еще раз бодро сказать им: «нас ненавидят все и всюду»? Уверена, это исправит дело.

– Я думал, когти тут – у меня, – пробормотал себе под нос Логан.

– Кэтрин, об этом действительно нужно сейчас вспоминать? – спросила Эмма. – Это же давным-давно в прошлом.

– Это было всего два дня назад! И во многом из-за этого, вместе с твоим Стражем, прямо с порога напугавшим их до мокрых штанов, Эдди теперь, как параноик, зациклен на том, что правительство лишит его сил.

– Отчего же, вполне здравое рассуждение. Если за нас возьмутся всерьез…

– Да уж, свежая мысль.

– По крайней мере, намного реалистичнее твоего неисправимого оптимизма, Поллианна[2] ты наша…

Низкий, усталый рык в дверях прекратил перепалку на середине. В учительскую медленно, протирая глаза кулаком, вошел Хэнк. За рыком последовала просьба:

– Только не говорите, что кофе нет!

Тон Зверя и вправду подходил скорее хищному животному, чем человеку. Китти немедленно потянулась к кофеварке. Хэнк, обычно двигавшийся с изумительной легкостью, вошел в учительскую, волоча ноги так, точно к ним были привязаны гири.

– Для простоты можно через капельницу, – предложил он.

– Ты провел на ногах всю ночь? – изумленно спросила Эмма.

Хэнк нашарил на столе кружку с надписью «Бабы меня любят, а вот рыба не клюет» и протянул ее Китти. Та поспешила налить ему кофе.

– Был в лаборатории. Исследовал образец сыворотки доктора Рао.

– Но откуда?.. – потрясенно вымолвила Эмма.

– Она сама дала его мне.

Если бы он вошел и объявил, что собирается переехать в Сиэтл и вести на местном радио передачу «Советы психиатра», даже это не вызвало бы у его товарищей большего удивления. Логан медленно, по одной, снял ноги с оттоманки и опустил на пол. Эмма просто смотрела на Хэнка, подняв брови. Китти едва не выронила кофейник.

Но Хэнк и не заметил, как они потрясены. Он уставился в чашку с кофе, оценивая напиток.

– Перуанская арабика средней обжарки, первый урожай сезона, – сказал он с подчеркнутым британским акцентом, как делал всегда, пародируя Джеймса Бонда. – Эмма, твой вкус, как всегда, впечатляет. – Зверь сделал еще глоток и продолжал – уже собственным голосом: – Я навестил Кавиту. Она согласилась с тем, что мне следует проверить ее результат, и снабдила меня образцом. Закончу не позже чем через сутки.

С этими словами он вышел из учительской, оставив коллег в изумленном молчании.

– Кое-кто вскоре умрет. Спросишь, откуда я знаю? Я убью их лично.

Ник Фьюри, глава организации ЩИТ, был не из тех, кто разбрасывается пустыми угрозами. Это Скотт знал по личному опыту. Именно из-за всем известной вспыльчивости Фьюри и его склонности рассматривать всех и каждого как потенциальную угрозу Скотт, отправляясь на «Черном дрозде» на геликарриер ЩИТа, предпочел одеться в обычную одежду. Нравилось это ему или нет, однако его обычный костюм – да и костюм любого супергероя – мог быть воспринят, как вызов на бой. Скотту вовсе не хотелось, чтобы Фьюри решил, будто Циклоп явился в ЩИТ с недобрыми намерениями.

Фьюри был старым служакой. Это было ясно видно по его выправке и манере держаться. Некоторые утверждали, будто он воевал еще во Вторую Мировую, но в это Скотту не слишком верилось – ведь Фьюри не был ни стариком за восемьдесят, ни мутантом. Способностью к самоисцелению он явно не обладал. Вероятнее всего, имя «Ник Фьюри» втайне передавалось от отца к сыну вместе с повязкой на глаз, либо слухи о Фьюри просто были сильно преувеличены.

Однако сколько бы Фьюри ни прожил на свете, в том, что он – солдат до мозга костей, сомнений не было. И, будучи солдатом, он рассматривал весь мир как потенциальное поле боя, а в каждом его обитателе видел потенциального врага. Чем меньше у него поводов для подозрений, тем лучше.

Фьюри держал в руках необычную «обтекаемую» автоматическую винтовку, подобранную Скоттом в пентхаусе. Ник разглядывал ее единственным глазом, взвешивал в ладонях, и увиденное его явно не радовало.

– Значит, имущество ваше, – подытожил Скотт.

Фьюри ответил резким кивком.

– Корпус модифицирован, но все остальные части определенно сконструированы в ЩИТе. Экспериментальные. Совсем новые.

Они стояли в ангаре геликарриера, у стола, за которым обычно сидел вахтенный офицер. Верхняя палуба геликарриера была такой же, как у обычного авианосца, приспособленной для взлета и посадки различных воздушных судов. Но и сам геликарриер держался в воздухе, на высоте тридцати с лишним тысяч футов, благодаря четырем гигантским двигателям – двум спереди и двум сзади. Летучий авианосец мог доставить ЩИТ в любую точку планеты всего за несколько часов, и в прошлом это много раз приносило неоценимую пользу.