партии национал-социалистов до ее прихода к власти, или выражал восхищение моделью государства, построенного Муссолини в Италии, — в общем, все может быть.

Барзини говорит, что не раз задумывался над тем, что же все-таки сказал ему фюрер и как сказанное могло бы повлиять на общий ход событий, если бы только он, Луиджи Барзини-младший, передал бы слова фюрера нужным людям в Италии.

Но передать их он не смог, потому что ничего не понял. Хотя, вообще-то, к 1934 году Барзини свой немецкий несколько улучшил. Но все-таки не настолько, чтобы понять бурную речь, произнесенную на нижнебаварском.

IV

«Раздумья» Барзини о том, что он, так и не передав дуче слов Гитлера, «может быть, изменил ход истории», не следует принимать так уж всерьез. Он был ироничным человеком и свою иронию охотно направлял и на себя, а своими размышлениями на эту тему поделился только лет через двадцать после того, как окончилась Вторая мировая война.

Нет, Луиджи Барзини не пресек линий коммуникации между Италией и Германией. Несмотря на языковой барьер, в этих странах было кому поговорить друг с другом. Проблема была скорее в содержании таких бесед — и надо сказать, тут была серьезная разноголосица.

Приход Гитлера к власти в конце января 1933 года оказал влияние на многое, и в числе прочего повлиял и на итальянскую внешнюю политику.

Можно даже сказать, что это событие повлияло лично на Муссолини.

Уже потом, через несколько лет, на закате жизни и совсем в других обстоятельствах он говорил, что в будущем срок правления его наследников должен быть ограничен десятью годами. Или, может быть, четырнадцатью — но тем не менее как-то ограничен.

Биограф Муссолини, Р. Босворт, полагает, что наилучшим вариантом для Бенито Муссолини было бы два срока по пять лет[83] В этом случае он ушел бы в отставку в октябре 1932-го, в памяти потомства остался бы как человек, сделавший наряду со злом и немало хорошего и — самое главное — НЕ вступивший в союз с Германией.

Этот союз вовсе не был предопределен.

Да, Гитлер еще с 1922 года был полон восхищения перед «гением дуче» и действительно в своей программе копировал многие элементы программы фашистской партии Италии — и сокращение бюрократии, и усиление роли государства, и «сокрушение левых», и так далее — но все это бы ло вполне обычно для любой европейской партии крайне правого толка.

Что до правых партий Германии, у них имелась и некая дополнительная черта, которая затрудняла сотрудничество с Италией.

Об этом явлении, пожалуй, стоит поговорить подробнее — у него были глубокие корни.

Великий немецкий поэт Генрих Гейне умер в 1856 году, не дожив до создания Бисмарком его Второго рейха. Но в наследии Гейне есть, в числе прочего, интересное стихотворение под названием «Ослы-избиратели», в котором описывается некий парламент, доминирующее положение в котором занимает партия старо-ослов.

Она совершенно подавляет своих конкурентов, партию лошадей, а все потому, что необыкновенно гордится чистотой своей ослиной крови. И когда какой-то осел все-таки решил поддержать кандидатуру коня, партия старо-ослов обвинила его в предательстве и измене, добавив, что он, скорее всего, вовсе и не осел:

Готов об заклад я побиться,

Что ты не осел, что тебя родила

Французской земли кобылица.

Иль ты происходишь от зебры — готов

Я это поддерживать мненье;

Затем по гнусливому голосу ты

Еврейского происхожденья…

Ну, а если нельзя доказать, что провинившийся осел все же рожден не французской кобылицей, а как-то более обычно, то он виновен в том, что его ослиность всего лишь рассудочна:

Но если все это неправда — осел

Ты только сухой и холодный,

И чужды тебе глубь ослиной души,

Ее мистицизм благородный…

Гейне, в общем-то, весьма ядовито описывал современный ему парламент Пруссии и идущие там дебаты — если в словосочетание «глубь ослиной души» вместо «ослиной» подставить «германской», то получится очень похоже, вплоть до крайне подозрительного отношения к «французским кобылицам».

Однако поэт Гейне умер в феврале 1856 года.

А вот Антон Дрекслер был на год моложе Муссолини. Основатель Немецкой рабочей партии («Deutsche Arbeiterpartei»; DAP), которую позднее, под названием НСДАП, возглавил Гитлер, утверждал, что итальянцы принадлежат к «средиземноморской расе»[84], уступающей арийцам по всем статьям, что фашизм — это еврейское изобретение и что сам основатель движения фашистов, Бенито Муссолини, как-то очень уж подозрительно похож на еврея[85].

Что и говорить — атмосфере дружбы это не способствовало.

Положение несколько изменилось в 1927 году — итальянский консул в Мюнхене сообщил по начальству, что Адольф Гитлер чуть ли не единственный, кто в среде правых партий ставит Италию высоко и считает ее возможным союзником в борьбе с Францией.

А в интервью с итальянским журналистом на вилле семьи Бехштейн[86] Гитлер предсказал неизбежное сближение между фашистской Италией и новой Германией, которая непременно возникнет в ближайшем будущем.

И эта новая Германия уже в 1930 году стала обретать вполне видимые очертания — президент итальянской торговой палаты в Берлине, Джузеппе Ренцетти, докладывал в Рим, что 107 мест, полученных НСДАП на выборах в Рейхстаг, — это только начало.

В этой связи возникли уже серьезные вопросы.

Победа национал-социалистов в Германии, предсказывал в 1931 году Дино Гранди, создаст большие затруднения, потому что Германия будет стремиться к аншлюсу (нем. Anschliisse — «присоединение», «союз») с Австрией. И в итоге на альпийской границе окажется не слабая страна под итальянским влиянием, а мощная держава с населением вдвое больше, чем в Италии.

Тут уж просто пришлось подумать о будущем — и Муссолини завел определенные связи и с Гитлером, и с Герингом, — но делалось это все на сугубо личной основе, вне официальных каналов. Однако все попытки Гитлера устроить встречу с Муссолини неизменно отклонялись.

И тем не менее Гитлер в 1932 году сказал, что после прихода национал-социалистической партии к власти Германия и Италия Непременно установят союз, который будет длиться десятки лет или, по крайней мере, «до тех пор, пока я жив». Ну, а в январе 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером.

Слова можно было ставить на почву реальности.

Клара Петаччи и проблемы безопасности государства

I

В сентябре 1933 года Бенито Муссолини написал своей дочери, Эдде, что любит ее всегда и неизменно — и тогда, когда она