Келли смотрит на меня.

– Это проблема?

– Определенно. – И Лайла только что отлично ее продемонстрировала.

– Что я сделала? – взволнованно спрашивает Лайла, ее кураж за долю секунды сменяется унынием. Она ковыряет небольшой прыщик на щеке. По пути сюда я слышала, как она снимала инста-сторис, где говорила, с помощью какой косметики скрыла этот самый прыщик. Вместо того чтобы размещать в соцсетях материалы, которые заставят ее сверстников думать, что их жизнь не соответствует ожиданиям, Лайла уверяет девчонок своего возраста, что все, через что они проходят – прыщи, неловкость, дискомфорт, – это совершенно нормально. Что все они звезды. Сейчас у нее почти тридцать тысяч подписчиков, а мы еще не начали съемки.

– Ты не сделала ничего плохого, – уверяет ее Сет. – Проблема в дизайне. Так как велосипеды не издают никаких звуков, когда припаркованы, человек легко может забыть его выключить. А следующий интуитивно возьмется за ручки. – Сет берется за ручки. – Но из-за дизайна поворотной ручки, сам того не желая, ездок разгоняет велосипед – что опасно не только для него, но и для тех, кто идет перед велосипедом. Например, ребенок. А потом, так как ездок пугается и теряет равновесие, естественная реакция такова, – Сет еще крепче сжимает ручки, – а от этого велосипед лишь набирает скорость.

Сет выпрямляется и скрещивает руки на груди. Этот парень чувствует себя полезным, когда случается хороший глюк.

– Это как-то можно решить? – спрашивает Келли.

Сет подходит к своему рабочему месту, раскидывает в стороны несколько гаджетов и поднимает небольшое черное устройство.

– Ну вот. Это, дамы и господа, – он поворачивается, чтобы все хорошо видели, – называется выступом для большого пальца. Он присоединяется к краю ручки, благодаря чему сложнее случайно газануть.

– Так присоедините его, – нетерпеливо говорю я.

Сет смотрит на Келли.

– Мне нужно, чтобы ваша сестра увеличила бюджет прямых затрат на материалы.

Я возмущенно поворачиваюсь к Келли. Она отправила в Нью-Йорк бизнес-классом шестерых из восьми членов совета, но у нас нет бюджета, чтобы сделать велосипеды безопасными?

– Вы просчитали рентабельность выступов? – спрашивает меня Шэрон.

На складе становится тихо, он словно девятый член совета, ожидающий моего ответа. Проходит несколько напряженных секунд. Такое ощущение, будто это один из тех ужасных снов, ночных кошмаров, в котором ты возвращаешься в школу, идешь сдавать выпускные экзамены и с тошнотой понимаешь, что в этом семестре вообще не ходил на занятия. Потому что я не имею ни малейшего чертова представления, какова рентабельность выступов.

– Три к одному, – отвечает Келли – благослови и трахни ее кто-нибудь. – Из-за них цена станет слишком высокой. Мы бы хотели изменить слоган. Но «За каждую семнадцатую поездку мы доставим велосипед нуждающимся имазигенским семьям» как-то не звучит.

Шэрон цокает.

– Знаю, – вздыхает Келли.

– На что еще можно повысить цену? – интересуется Шэрон. – Знаете, я хожу в тренировочный центр, и они берут плату за полотенца.

Келли кивает и энергично угукает.

– Велосипедные ботинки. Бутылки для воды. Уверена, мы что-нибудь придумаем.

– Уж постарайтесь, – говорит Шэрон. – Я бы не позволила ребенку приблизиться к этой штуке в ее нынешнем состоянии.

Только сейчас я замечаю, что цвет шеи Шэрон отличается от цвета подбородка. Выглядит отвратительно.

– Сколько бы это ни стоило, – говорю я таким же твердым голосом, как и моя сестра, – мы все исправим.

– Ну, – смеется Шэрон, смущенно переглядываясь с Келли, – не любой ценой. В этом-то и смысл, верно?

Знаю, мне следует получше вникать в деловую сторону бизнеса.

Но каждый раз, как я просила Келли объяснить мне про цифры и прогнозы, про отчетность и заработную плату, в итоге оказывалась с глазами в кучу, скучала и лопалась от разочарования. Это очень сложно, и дело не в том, что я не стараюсь, я просто боюсь, что не подойду для подобной работы. Боюсь попробовать, облажаться и получить подтверждение, что мама была права, когда поставила на Келли. А потом я занимаю оборонительную позицию, потому что, угадайте что, многие могут выполнять работу Келли, но не многие могут делать то, что делаю я. Это я придумала оригинальную концепцию SPOKE, это я победила в предпринимательском конкурсе. Я оказалась в третьем самом популярном реалити-шоу, выходящем вечером по вторникам. Я разрушаю стереотипы о красоте и даю надежду ЛГБТ-молодежи.

Иногда, когда я не понимаю что-то из бухгалтерии, что, по мнению Келли, должна понимать, я в шутку падаю на ближайший диван, подношу руку ко лбу, как викторианская леди с низким давлением, и драматично выдыхаю: «Я талантлива». Но в этом представлении есть доля истины. Я талантлива! Не все могут быть талантами, как и не все могут сводить счета. Только вот есть Келли, волосы которой убраны в косу, как у модной блогерши, которая подписала контракт на четвертый сезон моего шоу и которая может делать то, что я могу, а также то, чего не могу. Она тоже талантлива. И что мне остается?

* * *

На улице пахнет собачьей мочой и бензином. Сейчас, в середине мая, жарко, как в июле. Келли спрашивает, можем ли мы поговорить, пока не поехали. Я высажу ее и Лайлу на вокзале, чтобы они вернулись в город, а сама поеду на машине сестры к Иветте.

«Вот сейчас она расскажет мне про встречу с Джен и объяснится», – думаю я и запасаюсь злостью, негодованием и, да, паранойей, что Келли снова меня затмит.

Только вместо этого она долго смотрит на меня, будто это мне нужно ей что-то сказать.

– Что? – наконец спрашиваю я.

– Ты действительно не расскажешь мне? – Келли качает головой, ее язык прижимается к верхней губе в смешении отвращения и разочарования.

Дело не в помолвке. Я спросила Арч, не против ли она, чтобы я пока не носила кольцо. Я хотела поделиться новостями с Келли лично и по-своему. Знала, что ей будет сложно это понять. Она думала, что съехаться с Арч после трех месяцев отношений – это слишком рано.

Как бы то ни было, то, что я, по ее мнению, умалчиваю, не сравнится с тем, о чем не говорит она. Она видела, как Джен выразила «обеспокоенность по поводу моих органов» во время выступления по телевизору в прошлом году, с фальшивой тревогой хмуро глядя на мой снимок, где я в коротком топе веду занятие в SPOKE. «Округлая линия талии напрямую связана с заболеваниями сердца», – добавила она, каким-то образом удерживая на тонкой, как палочка, шее голову, опухшую от такого количества брехни. Знаете, что напрямую связано с долголетием? Количество у тебя друзей, но я же не хожу и не говорю, что Джен умрет рано, потому что она – невыносимая засранка. Джен столько раз умудрялась завуалированно назвать меня толстой, что должна получить за это награду. Честно говоря, меня не обижает, если меня называют толстой; «толстая» – для меня не оскорбление. Я не толстая, никто не толстый. Но в мире Джен быть толстой – значит осквернить женственность, и ужасно знать, что кто-то пытается обидеть меня, приравнивая к худшему, по ее мнению, определяющему женщину в нашей культуре, будто только это имеет значение.