классики почти не было городской организации. Могущественный Этолийский союз, существовавший во второй половине IV в. до н. э., основывался на несколько ином принципе и в эпоху эллинизма сумел обрести значительный политический вес.

Греческое слово «фратер» является общеиндоевропейским и используется для обозначения понятия «брат», о чем свидетельствуют латинское frater и слово, которое используем мы сами[5]. Так как во всех диалектах древнегреческого языка для обозначения самого понятия «брат» применяется другое слово, а термин «фратер» использовался исключительно по отношению к членам фратрии, можно предположить, что свое изначальное значение это слово потеряло до разделения древнегреческого языка на диалекты и что фратрии существовали уже в среднеэлладский период у народов, пришедших впоследствии на территорию Греции. Проверить это мы не можем. В письменных источниках микенского времени порой упоминается статус родителей и детей, но ничего не говорится о братьях, и нам неизвестно, какое слово тогда использовалось для обозначения такого родственника. Мы можем сказать лишь то, что солдат и гребцов, перечисленных в сохранившихся до нашего времени списках, определенно подбирали не по принципу родства.

Возможно, в произведениях Гомера содержится более подробная информация. Ближе к началу Илиады (II. 362) Нестор предлагает Агамемнону разделить свое войско на филы и фратрии[6], чтобы члены одной и той же филы и одной и той же фратрии помогали друг другу. Кроме того, царь узнает, кто будет хорошо сражаться, а кто – трусить, так как биться они будут по этим отдельным группам. Этот принцип организации армии в остальном тексте поэмы не встречается. Бесформенное войско там сражается и бежит лишь для того, чтобы стать расплывчатым фоном для подвигов великих героев. Да и в армии самого Нестора, которую Агамемнон позже посещает, деление по фратриям отсутствует. Если фратрии упоминаются в одном фрагменте Илиады, можно говорить о том, что соответствующая градация общества в реальности имела место, но во всем остальном тексте поэмы они не встречаются. Ничего не говорится о фратриях и в Одиссее. На основании всего этого можно сделать вполне логичный вывод. Законы эпоса, от которых отталкивался поэт при создании своего произведения, не допускали упоминания фратрий. Сам он знал об их существовании и считал их (однажды он упомянул это, хотя и вскользь) единицей, которую можно использовать при формировании войска. Но менять всю длинную поэму лишь для того, чтобы ее содержание соответствовало этим реалиям, слишком сложно и, более того, бессмысленно. Поэтому поэт снова отказался от дальнейшего упоминания фратрий, а слушатели вряд ли обратили внимание на нелогичность, связанную с его случайными словами об этой форме организации общества.

Все это позволяет предположить, что фратрии не были по крайней мере важной частью общества, в котором развивались эти законы эпоса, но ко времени жизни поэта, примерно к VIII в. до н. э., стали неотъемлемой частью жизни греков. Если говорить с точки зрения политики, то можно сделать следующий вывод: они стали играть важную роль, когда власть царей начала угасать, а города оказывались под все большим влиянием немногочисленных представителей знати. Таким образом, мы можем предположить, что фратрии, пережитки которых упоминаются в источниках эпохи классики, сложились ближе к концу «темных веков», став формой объединения сторонников определенной группы знатных людей[7]. После того как это объединение сформировалось, его члены, что вполне естественно для греков, очень быстро обзавелись общим предком и другими признаками гентильного сообщества. Вначале в состав фратрии действительно входили большие семейные группы, а впоследствии членство в ней стало передаваться по наследству – по прямой мужской линии.

С этой гипотезой прекрасно соотносятся некоторые черты афинских фратрий и родов. Между исследователями разгорелся спор о том, все ли афиняне были разделены на эти роды или к ним относились только представители знати. Однако в эпоху классики и более поздние периоды в роды объединялись исключительно аристократы, и вполне вероятно, что так было всегда. В более поздние времена их члены становились жрецами определенных культов, часть из которых имела огромное значение для государства. Вряд ли эти роды были по-настоящему гептильными группами, объединенными общим происхождением. Большинство из них использовало патронимы – имя своего предполагаемого предка с добавлением окончания «-иды», но у нас есть основания полагать, что оно использовалось для обозначения групп, объединенных по какому-то другому, отличающемуся от общего происхождения, признаку. Кроме того, некоторые имена выглядят так, будто образованы скорее от названия религиозных обязанностей, исполнявшихся членами рода. Какой бы ни была правда, в эпоху классики считалось, что члены объединений с подобными названиями происходят от общего предка.

Нам известно, что в конце V–IV в. до н. э. в Афинах был род, члены которого в некоторых случаях в рамках фратрии обладали остатками власти, и это может свидетельствовать, что некогда они были гораздо более могущественными. Возможно, представители этого рода некогда решали вопросы, связанные со вступлением во фратрию, и разрабатывали нормы поведения для ее членов. В более поздние времена эти вопросы стали решаться на общих собраниях, в ходе которых правом голоса обладали все члены фратрии и которые представляли собой гораздо более скромный аналог демократического народного собрания всех граждан полиса. Кроме того, некоторые фратрии (вполне вероятно, что и все остальные) и в еще большей степени роды были тесно связаны с определенными частями Аттики. Соответственно, можно предположить, что во фратрию некогда входили жившие неподалеку друг от друга сторонники членов той или иной влиятельной местной семьи. Если это предположение верно, роды со связанными с ними фратриями играли важную роль в ходе политической борьбы, разгоревшейся в городах в конце «темных веков». Однако об этом периоде древнегреческой истории мы знаем очень мало.

В источниках, освещающих историю Афин VI в. до н. э., о которой мы знаем немного больше, в основном упоминаются поступки отдельных людей. Объединения, продолжающие встречаться в этих текстах, представляют собой уже не роды, а отдельные влиятельные семьи, для обозначения которых в древнегреческом, как и в английском языке, часто используется слово «дома». Подобным домом были Алкмеониды, первым известным нам представителем которых стал Мегакл, афинский архонт, живший в конце VII в. до н. э., во времена, когда Кил он попытался установить тиранию. Именно его обвинили в том, что он учинил расправу над Килоном и другими участниками заговора после того, как они уже сдались. Возможно, некогда существовал род Алкмеонидов, к которому принадлежало это семейство. Это вопрос спорный, но нет никаких сомнений в том, что люди, названные в источниках Алкмеонидами, происходили от Алкмеона, сына вышеупомянутого Мегакла. Именно члены этой семьи (а не рода, если таковой и существовал) играли определенную роль в жизни общества. Кроме того,