близки к цели. Собак брали на поводок и намечали общий план действий. Охотники должны были обследовать периметр вокруг логова, чтобы выбрать места, подходящие для ловли и укрытия. Александр шепотом отдавал приказы, расставляя людей. Охота развивала многие навыки, необходимые для войны, она напоминала битву. Затем все занимали свои позиции, каждый с любимым оружием – двойным топором, дротиком или копьями разной длины. Ксенофонт упоминает, что лучшие копья для кабана должны иметь лезвия 15 дюймов длиной с толстыми зубьями в середине гнезда, чтобы прочно засесть в плоти зверя[424]. Оставалось лишь время для краткой молитвы Аполлону, Артемиде и Гераклу Охотнику, затем следовало приступать к делу. Часть трофеев полагалось принести в дар богам.

Когда все было готово, гончих спускали с привязи, и они с бешеной скоростью исчезали в густых зарослях, непроницаемых ни для ветра, ни для дождя. За пронзительным лаем и звуком щелкающих зубов раздавался испуганный визг кабана. Внезапно более 100 килограммов мышц, увенчанных смертоносными клыками, вырывались из подлеска; глубоко посаженные глаза зверя горели смесью страха и ярости. Короткие ноги и приземистое тело позволяли переходить в смертельно быструю атаку: кабану ничего не стоило отбросить человека, словно соломенное чучело. Без сетей, которые могли бы остановить зверя, охотники полагались на слаженные действия и обученных псов, направляя кабана к месту планируемого заклания, куда следовало привести главного охотника – Александра. На карту была поставлена его честь. Ему предоставляли право первого удара, но на охоте может случиться всякое. Если упустить шанс, то преуспеть могли другие участники, дав повод для насмешек в пиршественных залах гимнасия.

Если кабану удавалось ускользнуть, охотники преследовали его пешком – так проверялась выносливость, необходимая для будущих походов на вражескую территорию. Когда растерянный и дезориентированный зверь появлялся на открытом пространстве, наступало время сбить его с ног метким коротким копьем или дротиком, в противном случае в дело вступали длинные копья. Охотник оказывался в опасной близости к зверю – настоящее испытание храбрости. Ксенофонт описывает технику, необходимую для нанесения смертельного удара при пешей охоте: ноги врозь, туловище повернуто влево, копье вытянуто вперед, левая рука сжимает древко, правая готова вонзить острие в цель, глаза устремлены на голову кабана и его смертоносные клыки[425]. Близкое сражение требовало скорости, ловкости и выдержки, стук сердца заглушал остальные звуки, адреналин наполнял тело, готовя его к бою или к бегству. Вероятно, эти несколько секунд до удара были ужасны. Цель находилась в области шеи, но каждый охотник знал, что резкий рывок головы кабана вбок может легко выбить копье из руки, и тогда не оставалось ничего другого, как упасть и молиться, чтобы клыки не нанесли смертельную травму, ибо ярость кабана была ужасна. Если повезет, гончие удержат зверя прижатым к земле, и копье вонзится в плоть со всей силой, на которую способен охотник. С оглушительным визгом и подгибающимися ногами кабан рухнет, гончие станут рвать его шкуру, сила зверя пойдет на убыль, и удар двойного топора пресечет последние остатки жизни в его покалеченном теле. Как и всякий македонец, Александр никогда не забудет своего первого кабана, убитого без сетей.

Этот опыт тесно связал Александра с его сверстниками. Во время учебы в царской школе в Миезе эти знатные юноши, вырванные из собственных семей, сформировали вокруг царевича обширный клан. Они вместе учились, тренировались, спали, ели и играли. Сменялись сезоны, шли чередой годы, юноши расцветали, их тела крепли, а головы наполнялись знаниями о мире. Тем временем за пределами школы Филипп продолжал фракийские войны, и длительное отсутствие отца открывало перед Александром новые возможности. Ранней осенью 340 года до н. э. его призвали обратно в Пеллу. Одно дело образование, другое – жизненный опыт. Пришло время на деле показать все то, чему он научился.

Глава 5. Военная кампания

Когда Александру исполнилось шестнадцать, его назначили регентом Македонии и хранителем царской печати[426]. Эта должность предполагала повседневное управление царством, то есть сочетание общественных, административных и военных обязанностей. Александр впервые ощутил вкус настоящей власти. Среди мудрых слов, которые Филипп, по легенде, сказал сыну в качестве напутствия, были такие: сохраняй единство с македонянами, завоевать их благосклонность намного проще, когда правит кто-то другой[427]. Филипп имел репутацию человека, открытого для соотечественников и готового позаботиться о них, – этим его качеством они восхищались. Возможно, так было не всегда[428]. Согласно одному из рассказов, некая пожилая женщина пыталась подать царю прошение, но ее постоянно отсылали прочь: царю не хотелось вдаваться в подробности, он говорил, что не хватает времени. «Тогда не будь царем!» – отрезала просительница[429]. Филипп услышал это и изменил свое поведение.

Теперь настала очередь Александра иметь дело с народом. Если он хотел подражать отцу, ему следовало давать регулярные аудиенции и отвечать на поток письменных обращений, ежедневно поступающих во дворец. Перстень с печатью использовался для скрепления всей официальной корреспонденции[430]. Это была не самая приятная обязанность, зато Александр на практике повторял аристотелевские уроки, полученные в Миезе. Надежность и последовательность суждений были важными качествами для любого правителя, и приобрести их можно было только с опытом[431]. К счастью, в принятии решений Александру помогала группа опытных советников, бесценных сподвижников его отца, привыкших к деликатным государственным делам. Они могли высказать мнение сразу или отправиться на место, подробно исследовать источник проблемы.

Одним из самых образованных и опытных людей Филиппа, верным сторонником царской семьи, которому можно было доверить управление в отсутствие царя, был Антипатр. Известный редкой трезвостью – исключительный случай для Македонии – и обширными знаниями, он написал историю иллирийских войн Пердикки III и поддерживал дружбу со многими выдающимися умами того времени, включая Исократа и Аристотеля. По словам античных авторов, Филипп утверждал, что спит спокойно, пока бодрствует Антипатр[432]. Трудно понять, где он находился во время регентства Александра: в одной хронике говорится, что во Фракии, в другой – в Пелле, но вполне вероятно, что царевич и советник его отца провели вместе немало времени[433]. Возможно, порой роль советника Александра играла Олимпиада, хотя и неофициально. Воссоединившись с сыном после разлуки в период его обучения, она могла предоставить ценную информацию о замыслах и маневрах различных придворных клик. Поддержка этих двух людей оставалась решающей на протяжении всей юности Александра.

Александр, вероятно, слишком близко к сердцу принял совет отца и, чтобы укрепить свое положение при дворе, начал раздавать щедрые подарки некоторым македонянам. За что вскоре получил выговор от Филиппа. «Сын мой, какие рассуждения привели тебя к столь напрасному ожиданию, что люди, чью любовь ты приобрел деньгами, будут тебе верны?» – якобы написал царь в одном из писем[434]. Примерно то же самое могла сказать Олимпиада, которая позднее, когда ее сын стал царем, заметила, что было бы неправильно делать личных Спутников равными ему по богатству. Но Александр не считал друзьями тех, кто отказывался от его даров, и в этом следовал примеру родителей[435]. Про Филиппа говорили, что в Греции он больше купил, чем завоевал[436].

Несмотря на значительные полномочия регента, истинная власть принадлежала македонскому царю. Он принимал все важные решения, руководил политикой государства, где бы ни находился: во дворце, временном доме или походном шатре, – и одна из основных обязанностей Александра состояла в том, чтобы следить за безопасностью линий снабжения и сообщения между царем и столицей. Управленческие таланты были не менее важны для будущего царя, чем военная слава, и об Александре заговорили как об одаренном администраторе. К осени 340 года до н. э., когда он стал регентом, Филипп отсутствовал в столице уже более двух лет, проводя кампанию во Фракии. Этот период скудно описан в античных источниках и, следовательно, слишком мало упоминается в книгах по истории, но эти годы имели решающее значение как для развития внешней политики Филиппа, так и для формирования его армии. Завоевание Фракии представляло собой монументальную задачу: эта страна была значительно больше Македонии, и там обитало множество воинственных племен. Филипп испытал предельные возможности своего войска, одновременно подготовив его к позднейшему персидскому походу Александра; познакомил солдат с партизанской тактикой и методами осады