Пришло Рождество, где-то вдалеке был едва слышен звон колокольчиков. Наступил Новый год. В артхаусном кинотеатре шел показ одного из старых фильмов Перрена, и я решила пойти туда в одиночестве. В зале было всего пять человек. Я никогда не смотрела фильмы Перрена в кинотеатре на таком огромном экране, и поскольку я пребывала в весьма уязвимом состоянии, меня еще сильнее засосала темнота. Мелодия саундтрека к фильму напоминала рев, создавала жуткий диссонанс, звучала навязчиво, как нескончаемые звуки капающей воды, и эта мелодия продолжала крутиться в моей голове еще в течение нескольких дней. Меня всегда завораживала эта черная магия, чары Перрена, но в этот раз она сыграла со мной злую шутку.

Утренние новости в газете. Половина земного шара пострадала от землетрясения, за которым последовало цунами, унесшее 200 000 человеческих жизней. «Глубинный разлом» в Тихоокеанском поясе, Тихоокеанское огненное кольцо. Тектонические плиты смещаются. Я смотрела на выделенное крупным шрифтом слово «землетрясение» на заголовке газеты, на букву «Р» с причудливым хвостиком, на число 200 000 и на фотографии. Братская могила унесенных водой тел. Изображение детской руки, выглядывающей из-под завалов.

Последний волосок, на котором я висела, порвался. Все, что я помню после этого, – это внутренняя сторона моего атласного пухового одеяла, лампа для чтения, заглядывающая ко мне в кровать, опора для спины – как туловище без головы. А потом… холод. Небо, широко разинувшее свою пасть. Заостренные концы звезд. Здания напротив моста, вырезки из газеты. И я, словно блуждающая тень без рождения, смерти или знаний, бреду по тротуару на мост. Мои босые ноги на снегу, почти замерзшая река Гурон. А дальше – прыжок в никуда. Подобно Делезу, я ощутила силу гравитации, ее власть. Осколки. Треск льда, бесчисленное множество подводных коридоров, ледяная вода. Духовность, телесность. Жизнь, смерть.

И вдруг я очутилась дома.

С тех пор мне снился один и тот же сон, в котором я видела этот мост. Я снова и снова бродила босиком по снегу. Рассматривая себя, видела тот самый топ от пижамы, которая была на мне в тот день в Анн-Арбор, наблюдая, как падающие снежинки приземлялись на фланелевую ткань. Я видела Рождественские декорации. Слышала шум в голове, похожий на радиопомехи, и свое прерывистое дыхание. Я чувствовала онемение в ногах, скорее горячее, чем холодное. Я наблюдала, как мои руки расстегивают верх пижамы, обнажая ложбинку между грудью. Вновь и вновь я выходила на мост, ловя свет приближающихся фар. Вновь и вновь я прыгала и тут же просыпалась, и будто бы гром гремел в моих ушах.

Теперь, сидя в твоей библиотеке в Малибу, вглядываясь в страницы книги о мифологии, я сделала глубокий вдох. Я могла бы сейчас лежать на дне реки. Но я была жива. В моих руках была книга. Я выжила. Ты тоже читала свою книгу в мягком переплете «Звезда по пути в Вифлеем», сидя во внутреннем дворике. Ты сказала, что эта книга о пустыне, о странных вещах, которые там творятся.

На тебе была защищавшая от солнца шляпа, а также вязаный топ, обнажавший плечи, и укороченные брюки-кюлоты, и, когда ты пренебрежительно надвигала на глаза свои большие черные солнцезащитные очки, ты была похожа на Джоан Дидион в молодости.

Я часами напролет читала у окна. Я узнала, что египтяне считали, будто душа – птица с человеческой головой – покидала тело во время сна и получала божественные послания. Они верили, что сны – это братья и сестры смерти, а их слова «сон» и «бодрствование» были синонимами и изображались иероглифом в виде открытого глаза. Некоторые сны были ложными, а некоторые – правдивыми, в зависимости от того, прошли ли они через ворота из слоновой кости или рога. Полная луна была знаком прощения; а кот огромных размеров – к хорошему урожаю. Там упоминался на удивление странный сон о поедании фекалий. И мое сердце неожиданно сжалось, когда я дочитала до фразы: «Погружение в холодную воду считается знаком отпущения всех бед».

В главе, посвященной грекам, я наткнулась на упоминание о Гесперии, древней земле на западе, на самом дальнем краю Земли. Я прочитала о речной нимфе Гесперии, умершей от укуса змеи, когда она убегала от Эсака, любившего и преследующего ее. От горя Эсак бросился со скалы в море, но перед тем, как упасть, превратился в птицу. Его желание лишить себя жизни было увековечено навсегда морскими птицами, снова и снова ныряющими в воду.

Чтобы ты могла лучше вжиться в роль Джоан, мы с тобой отправились в Мохаве[22]. По дороге ты рассказывала мне о ее жизни, большую часть которой она провела в Малибу с мужем и дочерью, которые трагически погибли. Но время, проведенное вместе, было незабываемым. Джоан с мужем по отдельности написали свои книги, но затем совместно работали над сценариями к фильму. Ты протянула мне свой телефон, показывая фотографию семьи на палубе с видом на океан. Я не могла оторвать взгляд. Сигарета, зажатая между пальцев; напиток на состаренной деревянной подставке; взгляд искоса – мимолетность и постоянство момента, запечатленного на пленке, – изящный альянс, как будто парящий между сушей и морем. Я хотела бы когда-нибудь иметь такую фотографию с тобой и надеялась, что вскоре мы – ты и я – тоже сможем сотрудничать, и я буду смотреть прямо в камеру, утверждая, что я твой партнер.

– Трудно даже представить такое, – тихо сказала ты. – У меня всегда столько дел дома, с Рафаэлем да и вообще.

– То, что ты это не можешь представить, вовсе не значит, что этого не может быть, – как всегда, выразила я слова поддержки. Я не стала продолжать, что если ты не можешь это представить, то лишь ввиду полного отсутствия воображения. У меня же было достаточно воображения для нас обеих.

Мы остановились у кафе возле Джошуа-Три[23], где на стене над прилавком висел старый флаг Калифорнии – неуклюжий бурый медведь, вечно ищущий пропитания. Устроившись за столиком у окна, мы пили кофе, как, возможно, делала это Джоан. Ты спокойно провожала взглядом, который должен был выглядеть задумчивым, проезжающие мимо машины. Я сидела там до тех пор, пока ты не закончила это важное занятие. После этого мы продолжили наш путь на запад, в пустоту, мимо прыгающей мошкары и креозота и груды древних камней.

В пути я вспомнила приснившийся мне прошлой ночью сон о женщине, которая пошла купаться в бас-сейн на заднем дворе и осталась там. Муж пытается тщетно выманить ее