Вот уже много недель, как он не принимал таблеток, и уже начинал ощущать последствия этого. Каждый раз он надеялся одержать верх. Говорил себе, что дело просто в силе воли, что он сможет себя контролировать, сможет заставить замолчать внутренний голос, который сводит его с ума…

Но все это напрасный труд. Он – раб этих проклятых таблеток и, сколько бы ни сопротивлялся, всякий раз снова становится «благоразумным».

Стефан встал, не глядя взял из шкафа джинсы и два свитера, а потом вместе с лекарствами запихнул их в спортивную сумку. Некоторое время он искал железнодорожный билет на столе, где царил полнейший беспорядок. Найдя, положил его во внутренний карман сумки.

В соседней комнате раздались первые звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Мать сидела за расстроенным пианино. Она поздно научилась играть на нем, самоучкой, но Стефан находил, что, даже если техника оставляет желать лучшего, играет мать с большим чувством. Он целую вечность не слышал ее игру и ощутил, как у него сжалось сердце от беспокойства: мать садится за пианино, когда у нее грустно на душе. Его поспешный приезд ничего не уладит.

Когда он с дорожной сумкой в руках вошел в гостиную, она сразу же перестала играть и закрыла крышку пианино.

– Нет, пожалуйста, не останавливайся…

Мать подняла на него усталый и покорный взгляд.

– Все равно я больше не помню этого отрывка и не знаю, куда положила ноты.

Гостиная была слабо освещена ажурным светильником, стоявшим на маленьком круглом столике возле кушетки. В этой комнате всегда царил полумрак, вызывавший депрессию у всякого, кто заходил сюда.

Стефан так и не привык к этой квартире, поскольку с самого начала знал, что они здесь временно. Не то чтобы Ницца не нравилась ему, Стефан любил свой лицей, но у него было впечатление, что все это не его жизнь. И последние события только усилили это чувство. Также он снова почувствовал необходимость быстро действовать и принимать верные решения.

Стефан подошел к матери и успокаивающе положил ей руку на плечо:

– Не беспокойся, мама. Все пройдет хорошо.

Она пожала плечами.

– Ты еще хочешь, чтобы я не беспокоилась… Когда в лицее такое происходит… Тебя допрашивала полиция, которая повсюду сует свой нос.

– Я уже говорил тебе не волноваться из-за полиции. В Массене они допросили несколько десятков человек. Это их работа. И потом, они проглотили все, что я им рассказал. Ну и как они, по-твоему, догадаются о чем бы то ни было? Ты мне доверяешь, не так ли?

– Конечно, – ответила она.

Стефан знал, что нескольких слов явно недостаточно, чтобы ее успокоить, но сейчас не мог предложить ничего больше. На мгновение он закрыл глаза, почти сожалея о своей лжи. Полицейские могли оказаться намного хитрее, чем можно было подумать сначала. Стефан вспоминал настойчивые вопросы дамы-лейтенанта, ее подозрительный тон… Если, допрашивая остальных, она проявит достаточно энергии и настойчивости, то, пожалуй, может и докопаться насчет Кордеро. А значит, свести на нет все его усилия.

Если он хочет снова выкрутиться, ему следует играть очень и очень осторожно.

Было почти восемь часов, и солнце золотило тучи над горизонтом.

Лейтенант Неродо вошла в дверь лицея Массена, где отныне чувствовала себя своей. Ей было необходимо снова прийти сюда, на место, где произошла трагедия, чтобы еще раз все внимательно рассмотреть и попытаться понять, что могло от нее ускользнуть. Она пересекла якобы пустынный двор и по целой системе лестниц поднялась в северное здание. Вошла в недавно подновленный коридор, выходящий на плоские крыши лицея. Здесь было достаточно спокойно, чтобы поразмышлять. Жюстина оперлась на парапет. Вдали, за небольшим барочным входом в лицей, можно было разглядеть кусочек автовокзала, похожего на гигантский бункер, и живописную колокольню церкви Святой Марии. На этот раз Жюстина не стала делать над собой усилий, чтобы отказаться от сигареты с ментолом. Это была ее удача: покурить, когда цены на табак подскочили и кругом назойливая антитабачная кампания.

Жюстина попыталась собраться с мыслями.

Сейчас вечер пятницы. Семь вечера. Темно.

Внутренние дворы и галереи лицея очень плохо освещены; лишь перед спортивным залом три уличных фонаря. То есть почти ничего не видно. Очевидно, убийце именно это и нужно. В темноте можно меньше чем за минуту напасть на Кордеро и убить его. Так как в это время здесь почти никого нет, дело связано с гораздо меньшим риском. Убийца может действовать быстро и точно… Нет, версия рассыпается с самого начала. Пошевели-ка немного мозгами, Жюстина! Разве это единственная причина, по которой преступник выбрал именно это время? Если он знал, что может застать Кордеро именно тогда, не опасаясь случайных свидетелей, более того, был в этом уверен, – следовательно, был в курсе того, что жертва там регулярно тренируется. Вспомни, что сказал преподаватель по физкультуре: «Несколько вечеров в неделю Кордеро тренируется с 18 до 19 часов…» Да, но он сказал «несколько вечеров в неделю», а не «каждый вечер пятницы». Это значит, что убийца должен был гораздо раньше начать следить за его делами и поступками, чтобы быть уверенным, что застанет его на выходе из спортзала. И этот кто-то знаком с Кордеро: он видел, как тот идет тренироваться, а может быть, юноша и сам предупредил своего убийцу, что намерен туда пойти…

Ты бегаешь по кругу! И все время возвращаешься к одному и тому же: к Карелле, который хорошо знал Кордеро и мог легко его там застать…

Жюстина поняла: так у нее ничего не получится. Она бросила окурок на пол и раздавила его нервным движением. Затем, взглянув на пачку, вдруг заметила, сколько сигарет успела выкурить за истекший час. Спускаясь по монументальной лестнице, она разминулась с молодой парочкой, которая, хихикая, целовалась. Было темно, и лоскуты ночи уже занавешивали серым покрывалом белые стены лицея.

В конце галереи Жюстина заметила темный размытый силуэт, который двигался в ее сторону. Насколько она могла судить, это был довольно высокий мужчина. Лейтенант почувствовала, как ее сердце забилось сильнее, будто под действием резкого прилива крови. Она находилась на той же галерее, где закололи юного Кордеро, а его тело перебросили через это самое ограждение. Жюстина представила себе, что мог почувствовать юноша, когда на него напали. Было ли у него время понять, что происходит? Знал ли он, что сейчас умрет, или принял это за обычный розыгрыш? И о чем он думал до первого удара ножом, который поранил ему спину? Об учебе, о будущей карьере? Об Орели Донасьен, по которой страдал, или о Сандрине Декорт, которая, казалось, еще недавно была ему так близка?

Мужской силуэт находился теперь в нескольких метрах от нее, но молодая женщина все еще не могла его как следует разглядеть.

– Это удача, что я тебя нашел, – успокаивающе произнес знакомый голос.

– Марк? Что ты здесь делаешь?

– Получил твое послание и отправился туда же, куда и ты. Охранник сказал, что я смогу найти тебя наверху.