– Наркоман какой-нибудь за рулем был наверняка, – со вздохом пробормотал Строгинов. – Установлено, кому принадлежит машина?

– Так точно. Виктория Чеботарева. Девятнадцать лет. Студентка…

– Вот! А я о чем? – перебил его полковник, обрадовавшись. – Укололась или напилась – и за руль. Сколько их таких! Каждый день в сводках читаю: там напилась и за руль села. Там пешехода сбили под дозой. Где она сейчас?

– Ищем. Ее нигде нет.

– Вот! А я о чем? – повторил Строгинов. – Натворила дел и сбежала. Отомстила наверняка за то, что он ее бросил.

Егор мог бы возразить полковнику и сказать, что девятнадцатилетняя девчонка, обладавшая, со слов друзей, адекватным спокойным нравом, не смогла бы хладнокровно несколько раз переехать парня. Даже если бы он ее бросил. Даже если бы хотела отомстить. Тем более прямо под камерами. Ну не дура же она совершенная!

Он мог бы рассказать полковнику, как ему удалось установить, что ее машина проезжала по этой улице двумя днями ранее. Поздней ночью. Проехала под камерой, свернула во двор под арку. Через двадцать минут проехала в обратном направлении.

Экспертам удалось рассмотреть, что за рулем в ту ночь сидела девушка, а рядом с ней какой-то парень. Был ли это Денис – не удалось выяснить. Изображение было скверным.

А вот в ночь убийства, если девушка и сидела за рулем, то очень искусно загримировалась. Узнать ее было невозможно. Просто черное пятно.

Станет тот слушать, нет? Но Егор все равно рискнул.

– И если она так грамотно изменила свой облик, товарищ полковник, то зачем взяла свою машину?

Этими словами Егор закончил. И долго слушал молчание полковника. И наблюдал за нервным движением его пальцев, без конца перебирающих бумаги на столе.

– Хорошо, – нарушил молчание полковник. Глянул исподлобья. – Почему ты подвязываешь убийство этого подростка к ограблению магазинов Сергеева?

– Мне показалось странным, что давний приятель тетки погибшего паренька, некто Юрий Греков, явился на опознание охранника Сергеева.

– Он не охранник, – поморщился полковник недовольно. – Об этом уже говорено десятки раз. Личность до сих пор не установлена. Мне все время надо тебе об этом напоминать, Минаков?

– Никак нет, товарищ полковник. – Егор вытянулся. – Но как только слухи об этом расползлись, так Греков сразу и явился в морг. Явился под чужими документами. Сказал, что у него племянник пропал.

– А племянник был его подруги?

– Так точно.

– Так, так, так… То есть ты хочешь сказать, что этот Греков сразу заподозрил племянника своей подруги в причастности к грабежу? Почему? – уставился на него полковник непонимающе. – Племянник такой проблемный?

– Нет. Мальчишка был хорошим, правильным. В школе характеризуют как способного ученика, вежливого с учителями.

– Тогда почему он помчался опознавать в возможном грабителе племянника своей подруги, майор?

– Может, потому что он сам вор. Вор со стажем.

– Ах вот как!

Голова Строгинова вывернулась подбородком влево.

Снова повисла тишина. Пальцы полковника сместились с документов на чайную ложечку и принялись таскать ее по стакану.

– А как удалось установить личность Грекова, если он был с чужим паспортом? – Ложка звякнула о стеклянное дно.

– Он попал в камеру на стоянке.

Егор отвел взгляд в сторону.

Рассказывать о том, что именно Ева узнала Грекова, он не собирался. Строгинов был одним из тех, кто настаивал на том, чтобы отдать Еву под суд. За чистоту рядов ратовал. Очень энергично ратовал.

– Понятно. – Полковник смерил Егора подозрительным взглядом. – Работай по последнему эпизоду, майор. Но осторожно. Может, пацан был с тем самым парнем, который остался на месте ограбления. Может, повздорили. И пацан убил его. Было бы неплохо, окажись все так. И «висяк» бы прикрыли.

Полковник мечтательно воздел глаза к потолку. По губам скользнуло подобие ухмылки.

– А Греков потом уже пацана на угнанном автомобиле переехал. Могло такое быть? Запросто. Работай. О результатах завтра вечером доложишь…

– Ты чего, майор, в самом деле, считаешь, что наш Дениска мог кого-то убить?!

Греков тяжело задышал, склонился над Егором, которому было предложено сесть за обеденный стол на кухне, и пригвоздил его страшным взглядом.

– Никогда, слышишь! Никогда вам не удастся повесить на Дениску убийство! Он не убивал! Он не мог! – зашипел Греков, обдавая Егора запахом лука, сдобренного ароматом мятной жвачки.

– А ты?

– Я?!

Греков опешил, откачнулся. Встал ровно и тут же вытянул обе руки в его сторону. Узловатые длинные пальцы, ногти короткие, чистые.

– Видишь эти руки, майор? – Греков не дождался ответа. – Это руки вора! Я никогда по «мокрому» не работал. Никогда! Это не мое. Да и не было меня в городе. Мы с Верочкой уезжали на отдых.

– Кто это может подтвердить?

– Аэрофлот! – фыркнул Греков злобно. – Запрашивай. Летали в Крым. Подышать.

– Почему вы пошли опознавать труп убитого в ювелирном магазине парня? Были подозрения насчет Дениса? Что-то нашли в его вещах? Кто-то из друзей проговорился? Почему заподозрили его в причастности к ограблению? Греков, я с вами разговариваю!

За спиной Дениса скрипнула открывшаяся дверь. Запахло корвалолом.

– Не ори не него, майор, – выдохнула Вера, входя на кухню. – Я его туда послала. Вернулись, а Дениски нет. Парню семнадцать, мало ли что… Тут слухи про ограбление. Про убитого парня, которого никто не опознал. Решили… Решили проверить. Семнадцать. Дури в башке много. Мало ли…

– Вы связывались с ним как-то? Он давал о себе знать?

– Нет. Когда были на отдыхе, не звонила. Не было у нас принято. Все эти сюси-муси: а ты доехала, а ты прилетела, были не для нас. Все на доверии. Когда вернулись, его телефон оказался выключенным. – Вера прошла к подоконнику, распахнула настежь окно. Потянуло прохладой. – В ночь, когда его убили, только и позвонил.

– Что сказал?

– Толком ничего. Привет, Верочка, сказал. Говорит, прости, что так вышло. Немного, говорит, напортачил. Сейчас, говорит, съезжу в одно место, потом все расскажу. И все. Ждала до утра самого. Потом начала звонить ему на тот телефон, с которого он мне звонил. А там уже менты.

– Это был не его телефон?

– Нет. Не знаю. Может, и его, но я этого номера не знала. – Вера наклонилась, оперлась лбом в оконную раму. Проговорила тихо: – Никогда себе не прощу, что оставила его одного. Семнадцать лет. Дурачок совсем. Что не звонила никогда. Свободу его не хотела нарушать. Не прощу себя! Послушай, майор…

Она оторвала лоб от оконной рамы. Медленно повернулась к Егору и глянула на него тем же беспощадно страшным взглядом, как десять минут назад Греков.