К шестому КПП на окраинах Конакри Бог обеднел на $22 и так орал, что ему угрожали арестом. В этот момент я вмешался, заплатил за него взятку и сказал полиции, что он страдает от похмелья и солнечного удара.

Оглядываясь назад, я думаю, что не надо было вмешиваться. «Бог под арестом» стало бы отличным названием для этой главы. Но я не хотел, чтобы он сидел в тюрьме. Я уже нанял его для сопровождения по Томбукту.

Следующая моя поездка началась плоховато. Две недели в июле 2007-го я провел в Японии, чтобы немного погреться и подготовиться к последующим семи неделям голого туризма по Папуа – Новой Гвинее и еще восьми разным странам на западном побережье Тихого океана. Не повезло. Меня десять дней заливало дождем, в Японии начался суперураган, самый разрушительный в Японии с момента, когда в 1951 году они начали вести записи, и еще два маленьких цунами, и еще – 6,8-балльное землетрясение, которое привело к протеканию ядерного реактора.

Я убрался из Японии на тряском рейсе через тропический шторм по дороге в Папуа – Новую Гвинею (ПНГ), где меня надолго задержали «Эйр Ньюгини» (АНГ). Самолеты этой компании постоянно взлетали после того, как должны были приземлиться в точке назначения. Из трех моих рейсов АНГ один задержался на семь часов, а остальные – не меньше, чем на три часа, причем механики постоянно вытаскивали части из одного самолета, чтобы починить другой. Я думаю, что подобный каннибализм вполне обычен, но доверия он не добавляет. Однако только у АНГ есть пассажирские рейсы в ПНГ.

Вскоре после того, как я добрался до места назначения, я стал свидетелем смертельной битвы на мечах (ладно, на длинных мачете), которую до этого видел только в кино. В ПНГ надвигались выборы, и люди все больше волновались, особенно когда подсчет голосов затянулся на неделю. Во множестве провинций кандидаты-соперники происходили из племен, враждовавших испокон веков.

Споры на выборах превратились в баррикады и горящие шины на единственной грязной дороге, которая вела с гор, плюс несколько травм у тех, кто был не из того племени или клана, и еще несколько сожженных хижин. Тем не менее ребята за 70 лет прошли долгий путь с того момента, как жители ПНГ из каменного века увидели первого белого человека, первый кусок металла и первое колесо.

Все они были приветливы, и больше всего меня раздражали 30 британских наблюдателей за птицами, которые наводнили охотничий домик, где я жил. Эти любители природной авиации словно бы вышли из мультика Punch, начиная от высоких ботинок и огромных биноклей до записи пения птиц, ноутбуков с данными и целями, которые они со знанием дела обсуждали в течение долгих часов.

Каким-то образом они убедили меня присоединиться к ним в пять утра на следующее утро – пойти по влажным и туманным джунглям смотреть на то, как завтракают райские птицы. Мы увидели пять разных видов, но, честно сказать, я больше думал о том, как же я сам не позавтракал перед тем, как отправляться в такое путешествие.

Но у этого были свои плюсы – теперь среди своих друзей я единственный человек, который видел редкую чешуйчатую райскую птицу в дикой природе, хотя сомневаюсь, что друзья мои действительно ценят это мое достижение, хоть я о нем много раз рассказывал.

Чтобы избежать болтовни о птицах, я нашел гида и поехал в далекую школу племени холи, спрятавшуюся на берегах священной реки в джунглях. Для холи и некоторых других племен огромная копна волос на голове крайне важна для статуса. Вы не можете просто не обратить на это внимания. Вы даже жениться не можете, не имея шевелюры. Шевелюра – это не просто парик, сделанный так, как мы привыкли, но целая шапка из волос, которую превращают в широкое, крепкое афро. Его растят на голове живого человека, а потом состригают и сажают на нитки и специальную рамку, которая поможет поддержать форму.

Те, кто растит парик, проводят около двух лет в школе париков под пристальным наблюдением мастера париков, живут как монахи и не могут коснуться женщины или даже готовить себе еду. Они просто растят волосы, чистя прически своих собратьев длинными иглами, прогуливаясь по берегам священной реки несколько раз в день, чтобы наполнить рот «волшебной водой», которую в течение часа выпускают в виде мелких капель на парик, чтобы тот все время был влажным. В силу того, что парик может потерять форму, мужчины должны спать на спине, подложив под шею специальную деревянную подставку около 20 сантиметров в высоту. Одну из таких я смог поменять на бутылку OFF! и футболку.

Часто их дела прерывают размолвки с враждебными племенами по поводу украденной женщины или свиньи (я не понял, что хуже), и тогда они берут луки и стрелы и бегут с воплями в джунгли, приводя в ужас мастера париков, который наказывает их, если во время бегства через кусты они повредили хоть одну прядь.

Хорошо обработанный четырехлетний парик из здоровых волос может стоить около 6000 долларов. Его аккуратно срезают с черепа и продают тому, кто слишком ленив или занят, чтобы вырастить свой, и тогда мастер париков начинает выращивать следующий парик, и так, пока он не отойдет от дел. В конце он выращивает последний парик, который носит сам (если передавать парик из поколения в поколение, можно называть его фамильной реликвией).

После того как я покинул удивительные земли Папуа – Новой Гвинеи и приземлился в Брисбене, чтобы потом отправиться на Соломоновы острова, у меня случилась небольшая стычка с австралийской службой сельскохозяйственного карантина, когда они попытались конфисковать ожерелье из собачьих черепа и костей, которое мои новые знакомые из племени в Папуа – Новой Гвинеи дали мне после того, как мы поужинали неудачливой псиной (друзья мои не думали, что я поменялся на свинью, которая для племен – одна из самых ходовых валют: за 50–60 свиней можно обзавестись прекрасной невестой).

За какое-то время я смог убедить австралийцев в том, что ни мое ожерелье, ни бедренная кость казуара не должны были вызвать какой бы то ни было эпидемии среди их обожаемого скота. Но я знал, что мне надо вернуться в Брисбен, чтобы еще раз сменить самолет, и сомневался, что в следующий раз, учитывая мой багаж, мне попадется такая же приятная таможенница (когда в 1981 году я был в Австралии, они конфисковали у меня 100 миллиграмм безобидного сухого молока, аргументировав это тем, что молоко я могу и тут купить. В этот раз они хотели забрать полтора килограмма гороха в васаби, который я привез из Японии, но я смог убедить их в том, что ни одно насекомое в васаби не выживет).

Я гулял по Тихому океану, и все островные государства, где я был (кроме Тонга), имели примерно одинаковую историю – от одной до трех тысяч лет простой, идиллической жизни, потом примерно 200 лет назад остров открывают китобои, торговцы и европейцы, которые приходят, колонизируют, покоряют и переименовывают, принося на остров свои ценности и культуру. Островные жители пострадали во Второй мировой, которая опустошила их дома в физическом смысле, уничтожила их духовно, изменила национальную кухню и привела к печальному нынешнему состоянию – вялому, больному и порой овощному. Тонга избежала такой участи, потому что это единственное островное государство, которым правит местное правительство и которое никогда не было колонизировано, благодаря чему жители Тонги чувствуют гордость и силу, которых не хватает другим.