моих руках, и тут же разжал пальцы. Посмотрел ей в глаза…Лучше бы не смотрел – там не просто отвращение, а шок от ненависти и презрения. Полоснула по сердцу. Я думал, уже не возьмет ничем. Время закалило. Шрамы дубовые стали. Ан нет. Режет, входит, как по маслу, взгляд этот. Она сползала по стене, а я уже шел к выходу, пряча платок в карман и посылая ей и себе проклятия.

Когда я выходил из клетки она вдруг крикнула мне вдогонку.

– Мира. Моя подруга. Я хочу, чтобы она была со мной. И да – ты прав…прав, черт бы тебя разодрал!

Ничего не ответил, вышел из подвала на воздух и только сейчас почувствовал облегчение и вместе с тем всё такую же глухую ярость. Она не покорилась война только начинается.

Глава 14.2

Возле усадьбы собралась толпа, сужающийся круг, оттесняющий моих людей все ближе и ближе к зданию, грозящий сломать двери и хлынуть потоком в дом.

– Убить суку Лебединского! Растерзать проклятую! За наших людей!

Я выдохнул и вышел в самую середину, поднял руки вверх, а потом громко свистнул так, что в ушах у самого зазвенело.

Меня заметили и притихли, ожидая, что именно я скажу. А я смотрел на их лица, полные фанатичной ненависти и понимал, что истинный ураган – он здесь, в толпе, которая помешалась на жажде мести. Они могут смести и меня, если я сейчас не покажу им силу и несгибаемость, мой же народ начнет диктовать мне свои правила.

– Я не растерзаю Ольгу Лебединскую. Мы отличаемся от этого зверя! Мы не животные, какими они нас выставляют! У нас иные иные законы. Вы не стали дикими собаками, как бродячие. Это они псы.

Толпа взревела, но я поднял руку вверх, и они снова умолкли.

– Завтра их священник обвенчает нас, и мы сочетаемся браком по их законам, а потом по нашим. Она станет женой барона. За неуважение поплатится каждый. Я ваш предводитель. Я знаю, что нужно для моего народа. Расходитесь. Завтра начнутся празднества по случаю нашей свадьбы. Вы получите деньги, водку, вино и еду. Все получат.

Послышались недовольные крики, толпа снова загудела, а я продолжил, обводя их свирепым взглядом из-под маски.

– Нам это нужно. Мы заставим дочь Лебединского преклонить колени. И Огнево будет снова наше, как и было много лет назад!

– Зачем для этого жениться на суке?

– Затем, что нас меньше. Затем, что мы не справимся если Лебединский пришлет сюда своих людей. Сейчас. Сегодня не справимся. Я покупаю нам отсрочку. Жажда мести закончится поражением и смертью. А теперь расходитесь. Каждого, кто будет подстрекать к бунту, я пристрелю лично.

– Своих людей ради шлюхи?

Я спрыгнул с бордюра и посмотрел в толпу, отыскивая наглеца, посмевшего мне перечить прилюдно.

– Я хочу смерти красноволосой шлюхи, дочери того, кто убил всю мою семью. Мы хотим ее смерти с момента, как приняли тебя и провозгласили нашим бароном!

Толпа заскандировала, как под гипнозом «Смерть суке!».

Я наконец-то заметил говорившего – высокий цыган с развевающимися черными волосами, без одного глаза, не прикрывший увечье даже повязкой и лицом, испещрённым шрамами. Так вот кто управлял ими изнутри и вот, кто подначивал толпу. Миро. Сын перекупщика и торгаша.

– Это сделает тебя счастливым, Миро? Решит все наши проблемы?

Я усмехнулся и сделал шаг к нему, люди расступились, пропуская меня. Но я чувствовал вибрацию толпы. Зверь ощущал этот запах пота и адреналина, тяжелый и навязчивый запах нависающей угрозы, исходившей от этого самца, который был здесь за главного до моего возвращения и явно не смирился с утерей авторитета.

– Из-за проклятых ублюдков я потерял один глаз и стал похож на чудовище, которым можно пугать детей по ночам. Я хочу изрезать ее тело так же, как резали мое за каждое неповиновение. Вы! Богатенькие бароны! Что вы знаете о горе своего народа? Где вы были все это время? Служили Олегу Лебединскому? Жрали с его стола и трахали русских девок, пока мы тут умирали? Вы пришли сюда со своими людьми, вооруженные до зубов и сменили одну власть на другую. А что нам с этого? Тем, у кого нет стволов в руках? Что нам с барона, который скрывает свое лицо от народа. Может быть, он и не сын нашего погибшего Бахти вовсе!

Я приближался к нему, глядя в один уцелевший глаз и чувствовал, как ярость усиливается с каждым шагом. Она оседает на мне слоем копоти и гари, сжигая изнутри. Несколько секунд смотрел ему в глаз и сделал то, чего не делал долгие десять лет – я содрал маску с лица и швырнул ее на землю. Толпа ахнула, а я обвел их всех тяжелым взглядом, видя, как они в ужасе шарахнулись в стороны от меня. Да! Ваш баро не красавец. Страшно? Кто-то из детей закричал, заскулили собаки, вжались в ноги стражей, поджав хвосты, когда я метнул на них свирепый взгляд.

Миро прищурился, но не отступил, смотрел на меня исподлобья.

– Мы все много чего потеряли из-за Лебединского! И лицо – не самая страшная потеря.

Швырнул пистолет Савелию, сдернул куртку с плеч.

– Я без оружия, Миро. Ты все еще хочешь смерти моей будущей жены или признаешь мое право вершить правосудие так, как Я считаю нужным?

Один глаз противника слегка подергивался. Он думает. Прикидывает, насколько силен и сможет ли побороть меня. Ведь если убьет своего баро это означает полный переворот и его абсолютную власть. Семья мИро вполне могла быть избрана.

– Драться с Ману – это безумие, – шепнул кто-то.

– Миро силен, как бык. Кто знает, чья возьмет.

– Ставлю тысячу на баро.

– А я на Миро. Он голыми руками коровам головы сворачивает. Ману слишком тощий против него.

Всегда и везде одно и тоже. Зрелища. Удовольствие от чьей-то боли и смерти. Люди их желают, невзирая ни на что. Толпа начала дрожать закипающим адреналином, я снова почувствовал вибрацию нарастающего безумия и жажды крови. Животное предвкушение расправы над одним из нас. И я не был уверен, что все сто процентов на моей стороне. Его они знают намного лучше, а я им не знаком. И лишь отголоски былого величия семьи Алмазовых сдерживают их, заставляя склонять головы.

Одноглазый еще несколько секунд промедлил, а потом прорычал:

– Смерть суке!

Это был вызов. Он принял свое последнее решение в жизни, а мне дал тот самый шанс, когда можно наглядно показать, кто я и на что