от тебя ни весточки, ни звука. Я мчусь в Нью-Йорк, и посреди суеты снующей толпы и шумных дорог я спрашиваю у стариков и таксистов, кто знает о тебе, пусть даст хоть намек…»

Я продолжаю, с каждым куплетом мой голос звучит все громче и громче. Я смутно беспокоюсь, что случайные прохожие на улице услышат поп-балладу, доносящуюся из здания под снос, но это лучше, чем тишина, и я продолжаю петь.

«На белой лошади скачу по городу, где улицы вымощены звездааааами…

…Но где бы я ни оказался, я знаю, что останусь там, где ты».

Он стоит у входа, одной рукой придерживая отогнутый в сторону лист забора в тот самый момент, когда его песня затихает. Он улыбается идеальной любопытной улыбкой, и мне сразу становится стыдно, что я вообще сомневалась в нем. Конечно, он здесь. Конечно, он останется со мной. Райан любит меня.

Я приподнимаю бровь и смотрю на него.

— Ты случайно пришел именно на этой строчке?

— Ну, знаешь ли, пятьдесят процентов успеха — это… — он делает внезапную паузу, достаточно длинную, чтобы пересечь усыпанный щебнем пол и поцеловать меня, — удачный момент.

Я смеюсь:

— Значит, ты стоял там с третьего куплета в ожидании сигнала к выходу.

«Слушая, как я пою», — думаю я, но не говорю. Каждой щекой я чувствую горячий укол от этой мысли, но мне приятно.

— С середины второго, но не потому, что я хотел сделать эффектный выход. Мне просто нравится слушать тебя. Кроме того, здесь это было уместно.

— Почему именно здесь?

— Посмотри вниз.

Я смотрю. Сначала я вижу только пыль, маленькие камни и мышиный помет, но затем замечаю, как свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь отверстия воздуховода на крыше, украшает пол точками света.

«Улицы вымощены звездами…»

— В песне «White Horses» говорится об этом месте? — спрашиваю я взволнованно. — Это и есть твой секретный город?

Он лучезарно улыбается мне, и вдруг я ощущаю, насколько мы с ним близки — это место, столь ценное для нас обоих, является основой моей любимой песни.

— Что случилось? — спрашивает он, дыша на руки и растирая их. Похоже, тут холодно, но я не замечаю этого. На моем лбу сейчас можно поджарить стейк, — наверное, из-за ребенка. Эта мысль каждую секунду крутится в моей голове — наверное, это из-за ребенка. Болят колени: ребенок, немного кружится голова: ребенок, смешно бурлит живот: ребенок. Я прислушиваюсь к своему телу, как маленькая девочка прислушивается к старому дому, в котором, как ей говорили, живут привидения, и приписываю каждый скрип и шорох таинственному жителю, растущему во мне.

— Если это предлог для ночного свидания, — говорит он, обнимая меня за талию, — то не пойми меня неправильно, я поддерживаю идею, но завтра утром у нас съемки на телевидении, и мешки под моими глазами будут выглядеть как пара толстых парней в гамаках, так что…

— Я знаю, — заикаюсь я, — я… я… извини, просто…

Пульс стремительно учащается, и это заставляет меня задуматься о еще более быстром сердцебиении ребенка. И на мгновение, вопреки всему, мне кажется, что он услышит его и мой секрет раскроется, прежде чем я смогу подобрать слова.

— Эй, эй, что случилось? — он поднимает мой подбородок и мягко прижимает свои губы к моим, пока я не перестаю дрожать.

— Я такая горячая, даже удивительно, что я еще не подпалила тебя, — бормочу я.

Он смеется:

— Могу ли я узнать решение судей по данному вопросу? Динь! Все согласны. И дополнительные очки за уверенность.

Он подходит ближе:

— Это возбуждает.

— Нет, я имею в виду, мне физически жарко.

— Я о том же.

— Я хочу сказать, термодинамически. Наверное, это из-за ребенка…

Мы оба застыли, я еще договариваю слово, и получается протяжное ребенкааааа, а затем тишина.

Дар речи возвращается ко мне первой…

— Я не хотела… это было… я сама только… я…

В этом разговоре у меня был запланирован суперсложный прыжок с тройным сальто назад, но вместо этого я просто шлепнулась на живот, потому что неправильно оценила длину доски. Ну что ж, я уже прилетела. Он по-прежнему таращится на меня, словно его поставили на паузу, поэтому я хватаю его за руку и неуклюже нарушаю тишину.

— Да. Я беременна. Прошло почти три месяца, но я узнала только вчера. И да, я напугана и немного взволнована, но еще я счастлива.

Я выдыхаю долго и медленно.

Он открывает рот, но, прежде чем он начинает говорить, я добавляю:

— Я оставлю его.

Он моргает. Его рот все еще открыт. Он захлопывает его.

— Райан?

— Да?

— Ты же знаешь, что ты пока не сказал ни слова, да?

— Да.

Он снова моргает и трясет головой, будто только что проснулся.

— Да, извини. Я, эм, три месяца? Как такое возможно?

— Ну, когда папа-медведь и мама-медведица…

— Я хотел сказать, как ты не узнала раньше?

Я пожимаю плечами.

— Не то чтобы со мной это случалось прежде. У меня была куча симптомов беременности, но они также являются симптомами шестисот пятидесяти семи других состояний организма, как я узнала на WebMD.

— Я просто подумал, что ты бы сразу узнала, это же твой живот.

— Я не владею какой-то мистической магией понимания содержимого матки, Рай. Я узнаю, что происходит в моем теле, так же, как и ты: куча смутных и сбивающих с толку сигналов, невольный самообман и в итоге поездка к врачу.

— Но ты уверена.

— У меня есть результаты УЗИ. Я видела обе ножки. Да, я уверена.

Он вздрагивает.

— Я имею в виду, ты уверена, что оставишь его.

Мои внутренности скручиваются в узел.

— Да, — говорю я. Я дрожу, но стараюсь, чтобы голос звучал твердо.

— Потому что ты… — слава богу, слава богу, слава богу, он останавливает себя. — Я хочу сказать, мы еще слишком молоды.

Я крепче сжимаю его руку.

— Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу.

Он тяжело сглатывает. В его глазах я вижу, как он проходит через то же, что и я, прокручивая возможные варианты будущего, как лица в игре «Угадай кто». Я с тревогой наблюдаю за ним, надеясь, что ему понравится оставшийся вариант. Кажется, он рассматривает меня в ответ, как будто пытается оценить мои мысли. Его взгляд метнулся от моего лица к животу, к рукам и обратно. Он смотрит на свой секретный город, закрывает глаза и выдыхает. Он долго смотрит на меня. Я улыбаюсь, стараясь не показывать отчаяние.

— Что ж, — говорит он, — я думаю, это здорово.

— Ты… правда?

— Да! Ты же знаешь, я всегда хотел быть папой, да?

Я не знала этого. Перед