Я нервно поморщился: ледяное угощение (о, ужас!) не лишилось ещё и половины той горки, что возвышалась над краем стаканчика. Обида переполнила грудь.

Швейцария — страна порядка! — по правилам на пароход не принято заходить с мороженым. Мы, люди тонкой эмоциональной организации уважаем правила хорошего тона.

Алчно вцепившись зубами в лакомство и пытаясь откусить побольше, как хомяк, что запасает на зиму дюжину лишних орехов, я торопился как мог. Но мороженка упорно не хотела доедаться, а посадка подходила к концу. Меня рвали противоречивые чувства, которым не позавидовал бы и англичанин: «Ice cream, or not to be!» В этом трагедия эмоциональных людей — мы склонны к переживаниям.

Что делать? Необходимость плыть обрела союзника — нежелание остаться, и я с грустью поплелся к мусорной корзине. Не представляете, каково это — расставаться с только что обретённым сокровищем. Терзаемый сомнением, я наверное аж по самый локоть опустил руку в мусорку, всё не решаясь разжать пальцы…

Наконец, содержимое вафельного стаканчика кануло в бездну пластикового пакета.

Превозмогая горечь утраты, я покинул пристань последним.

Минуту спустя освещенные осенним солнцем живописные берега уже баюкали взор. Наблюдая гладь озера, что мягко резала мир на половины, отражая одну в другой, печаль о потере стихала. Душевная рана затягивалась.

Но! Это был не мой день.

Вдруг. Без малейшего скрипа, словно в преисподнюю, отворилась дверь салона. Так безмолвно входит только злодейка-судьба с очередным сюрпризом. Точно. На палубу явился божий одуванчик в образе милой старушки (да старушенции просто, чего греха таить!) с кошелкой в одной руке и… огромным, свежим, чудесным, ароматным (один в один, как тот с которым я расстался) вафельным рожком мороженого в другой…

Дыхание прервалось, разум помутился, а я захлебнулся слюной зависти. Моя тонкая душевная организация разбилась вдребезги. Остальное происходило, как в бреду.

Катастрофа развивалась стремительно. Чёртова старуха примостилась напротив (!), поднесла (не раздумывая!) мороженое ко рту, игриво причмокнула губами и небрежно скинула костлявым пальцем бумажный фантик….

Тот плавно пал к её ногам. А бабка вцепилась в клубничное желе кривыми жёлтыми зубами. Надеюсь последними, пожелал я сгоряча!

А как?! Вскипела обида! Кажется, именно тогда у меня задергался левый глаз и сделалось положительно нехорошо.

Мир помутнел, и в пелене исчезающей реальности слышался лишь оглушительный звук жующих (надеюсь, что вставных) челюстей бабки, виделся торжествующий взгляд её (надеюсь, обутых в линзы самого неприличного размера) глаз и доносился презрительный хохот толпы на совершенно незнакомых мне языках.

Один только, вполне справедливый, хотя совершенно излишний вопрос успел нечаянно задеть край моего затуманенного любопытства:

«Где?! Где, леший её задери, эта контрабандистка прятала злосчастную мороженку, поднимаясь на борт?!»

И… окончательно переполненный эмоциями осеннего дня, я чуть не потерял сознание.

НАСЛАЖДЕНИЕ

«Извольте к столу, вскипело!»

Михаил Жванецкий

О, да!

В горячей,

мерцающей глубине

царского бульона, насыщенного

зерном фламандской соли и ароматом тмина,

бок о бок теснятся ломтики стерляжьего филе и ждут…

Невесомое тепло приподнимает нотки розмарина, а перчик цепко скручивает карусель запахов, перемешивает их и провожает на язык маслянистое блаженство янтарного отвара.

Журчание фонтана вперемежку с обмороками колокольного звона влекут удовольствие к экстазу. Шёпот соседей отдает слабой кислотцой, удачно подмешивая её остроту в корку ржаного хлеба и хрупкую белизну ситцевой салфетки.

Приглушённая сладость пряного амбре благословляет покорные плечи деревянной столешницы, укрепляя верность содеянному.

И как только в объятиях восторга тает урчание сытого желудка,

грехи этого мира отступают за грань реальности,

оставляя в душе букет разноцветных чувств,

которые впитываются в тело и память,

чтобы навсегда составить часть

давнего пророчества

об истинном

наслаждении

жизнью…

УТРО ПО-ЖЕНСКИ

Забрезжило.

Зазвенел.

Зевнула, ругнулась, дотянулась, выключила, задремала.

Очнулась, проснулась, потянулась, открыла, прищурилась, разглядела, ужаснулась, выпучила, охнула…

Опоздала!

Перепугалась, вскочила, натянула, застегнула, повязала, застелила, поставила, вскипятила, сполоснула, переодела, поправила, намазала, куснула, плеснула, хлебнула, обулась, хлопнула, выскочила.

Нажала, ждала-ждала-ждала…

Не пришёл!

Топнула, выдохнула, развернулась, заторопилась, поскользнулась, удержалась, спустилась, огляделась, присмотрелась, увидала…

Стоит!

Побежала, поспешила, задохнулась, замахала, закричала… опоздала.

Сматерилась, кинулась, поскакала, понеслась, полетела…

Догнала!

Подпрыгнула, схватилась, уцепилась, повисла… поехала.

Фух!

ПРИВЫЧКА ЖИТЬ

Глупость — мера возраста. И пока её много — ты молод. Молод и веришь, что всё по плечу.

Вовка был из таких. Что вы хотите в семнадцать?! Самое время.

Поступил на биофак и после первого курса отправился на практику собирать гербарий. Чтобы отыскать нужную флору, которая должна была стать предметом его научного интереса, облюбовал северный берег озера Тургояк — высоченные, отвесные скалы. Там, в расщелинах, прятались редкие экземпляры Alchemilla vulgaris.

Забираться на эти скалы оказалось делом не очень сложным. Несмотря на почти отвесную крутизну, камни имели множество выступов и трещин. Смущало только, что каждый подъём — билет в один конец. Обратной дороги нет. Приходилось вылезать на самую вершину и топать по поляне до ближайшего лога, чтобы спуститься.

Утром третьего дня, когда солнце ещё только начинало припекать, Вовка искупался в отчаянно ледяной воде, присмотрел новую скалу и, перекинув через плечо тесёмку пакета, полез вверх.

После того, как на уровне третьего этажа удалось отыскать два шикарных экземпляра манжетки обыкновенной, оставалось вскарабкаться ещё на такую же высоту. Но, когда ботаник преодолел расстояние, оказалось, что скала на этот раз заканчивается широким песчаным скатом. Ни влево, ни вправо хода нет. Песок — у самого края. Подтянувшись на руках, Вовка лёг на него грудью. Потом перекинул через выступ правую ногу и попытался ползти. Но тело тут же съехало обратно, и нога повисла над пропастью…

Наклон песчаной полосы между вертикалью скалы и горизонталью поляны, что располагалась буквально в двух метрах, был небольшой, но взобраться по нему, не рискуя скатиться и рухнуть вниз, казалось невозможным.

Кое-как нащупав выступ, Вовка испытал облегчение почище оргазма и застыл, щекой, руками и грудью прижавшись к горячему песку. Поднимать ногу, да что там, и пошевелиться было чертовски опасно. Съедешь по насыпи как по льду и… И всё. Каюк. Лететь метров двадцать.

Тем временем солнце продолжало пригревать по-особому ласково. И весело кружили в небе ласточки. Таком безоблачном, что на синеву больно смотреть. Вовка зажмурился, медленно-медленно вытер пот со лба и подумал о том, что ему чертовски хочется жить.

Животный, отвратительно вязкий, как масло, страх был тут как тут. Инстинкт подсказывал, что надо принять какое-то решение. Срочно. Пока испуг не превратился в панику.

Пересилив себя, он попытался снова перекинуть ногу наверх и медленно двинуться по