– Согласна, – кивнула Катя. – Извини, Леня,твоя частная жизнь – это твоя частная жизнь. Я не знакома с Марфой, но ощущаюсолидарность с ней, стайное чувство законной супруги. Боюсь, мне неприятнобудет общаться с Викой.

– Совершенно верно, – в унисон пропели Манана иАня.

Катя отпила из бокала и посмотрела на меня:

– А как вы относитесь к случившемуся?

Я решила ответить честно:

– Наше общество более толерантно к мужчинам. Вика-то вчем виновата? Она влюблена в Леонида, готова ради него на подвиги. Девушкакажется не слишком образованной и думающей, не имеет жизненного опыта и твердоуверена: Зарецкий ее обожает. Леонид же знает: он никогда не бросит законнуюсупругу, Вика лишь временная игрушка. На мой взгляд, пострадавшая сторона здесь– фотомодель, и не стоит устраивать бедняжке публичную порку! Хотя, еслипоказать Вике, где раки зимуют, вероятно, она поймет, что не стоит ловить рыбув чужом пруду, и постарается впредь не связываться с женатиком!

– Смотрите, что я принесла! – прозвучало с порога.

Все, включая меня, повернули головы. В столовую с небольшойржавой коробкой вошла Алина.

– Ей-богу, не поверите, что со мной стряслось, –нервно произнесла она, опускаясь на стул. – В результате – вот это.

Дрожа как от озноба, она выложила в центр стола нечтопохожее на хьюмидор[9],выполненный из металла.

– Похоже, там, внутри, лежат таблетки«омолодителя», – шептала Алина. – Он так сказал!

Присутствующие враз забыли про Леонида и Вику.

– Где ты это взяла? – поразилась Катя.

– Кто сказал? – подхватил Василий Олегович.

– Ангел, – обмахиваясь салфеткой, проговорилаБортникова. – Вышел из леса, весь в белом, волосы до плеч, сзади крылья, испрашивает: «Алина, ты не забыла Дениса? Он сильно скучает и…»

Диетолог прижала к глазам салфетку. Катя толкнула мужа вбок, Василий Олегович закашлялся, а Бортникова, не отнимая рук от лица,произнесла:

– Я человек с высшим медицинским образованием. Хотянекоторые люди и считают специалиста по здоровому питанию кем-то вродефельдшера, но у меня за плечами шесть лет обучения в институте и работахирургом в больнице. Я отлично знаю: второй жизни не будет, ни рая, ни ада несуществует, привидения – это продукт излишней эмоциональности или органическихпоражений головного мозга. И когда умер Денис… я… мне было намного хуже, чем,допустим, его бабушке. Анфиса Федоровна обожала внука, но она пребывала вуверенности, что Денька переместился в другую, лучшую реальность! А я-топонимала: это все! Мальчик в гробу, гроб в земле! Простите!

Алина выскочила из-за стола и выбежала из столовой.

– Вероятно, нужно связаться с эпидемиологами, –озабоченно произнесла Аня, когда за Бортниковой хлопнула дверь. – Не хочувас пугать, но, наверное, по теплоходу действительно гуляет зараза.

– Что случилось с Алиной? – изменилась в лицеМанана. – Я знаю ее много лет и ни разу не видела плачущей.

Василий Олегович залпом выпил стакан воды.

– Алина никогда не выходила замуж. Характер у неепаршивый. Трудно жить с женщиной, которая постоянно тебя поучает. Бортниковакажется склочницей, но она отличный друг. Я уже говорил, что мы с ней учились водном классе, дружим со школы, пару раз ругались до драки, но потом мирились.Алина была квалифицированным хирургом. Операционный стол она бросила послетого, как заболел ее одиннадцатилетний сын Денис. Кто отец мальчишки,Бортникова не рассказала ни мне, ни Кате, да мы особо и не интересовались.Увидели, что у Лины растет живот, посудачили между собой, но в душу к ней нелезли. Алина родила сына и обожала его безмерно. Денису стало плохо внезапно, яне представлял, что такое возможно: в понедельник он бегал-прыгал, а во вторникпопал в реанимацию. Рассеянный склероз. Бортникова два года тащила парнишку,ушла со службы, использовала все свои связи, возила мальчика в Новосибирск, тамв Академгородке применяли некий революционный метод. Когда и он не помог, онаузнала про лабораторию в Киеве с экспериментальным лекарством, до этого Линаобщалась практически со всеми специалистами Москвы.

– Гимнастика, уколы, переливания крови, – грустноподхватила Катя. – Целители, экстрасенсы, бабки-шептухи, старики-травники,шаманы, колдуны. Ничего не помогло. Деня умер за день до своеготринадцатилетия.

– Вот ужас! – воскликнула Манана и обнялаТину. – Страшнее ничего нет!

– Мама! – заверещала девушка. – Почему нетукетчупа? Мама! Намажь мне на хлеб вон ту кашу! Мама! Хочу! Дай скорей!

Пиар-директор схватила ломтик батона, живо плюхнула на негогрибную икру, которую ее дочь назвала «кашей», и велела:

– Ешь, это очень вкусно.

Тина покорно вонзила зубы в бутерброд и принялась громкочавкать, роняя на скатерть крошки.

– Алина отказалась от карьеры оперирующегохирурга, – говорил тем временем Василий Олегович. – Переквалифицироваласьв специалиста по здоровому питанию и весьма преуспела в этой области. Я знаю,что она любила Дениса до беспамятства, но никогда, подчеркиваю – никогда, онане вспоминает о мальчике при нас с Катей.

– Не знала, что в жизни Алины была такаятрагедия, – прошептала Манана.

Катя оперлась грудью о стол.

– Бортникова отличный специалист, для своих подопечныхона мать родная. Алина на связи круглые сутки, ей можно позвонить в час ночи исказать: «Я в гостях, мне предлагают съесть фруктовое мороженое, это нарушитмою диету?» И Бортникова без малейшего раздражения пустится в объяснения. Еслиона занимается человеком, то не отступит, пока не добьется нужного эффекта.Лина трезво мыслит, умеет держать себя в руках – и вдруг… Ангел! Может, ей плохо?

– Нет! – громко прозвучало с порога.

Я повернулась на звук. Пока Екатерина говорила, диетологуспела практически незаметно вернуться в столовую. Напряженно выпрямив спину,Алина прошла к своему месту, села за стол, обвела присутствующих взглядом ислишком спокойно сказала:

– Я не пью, не курю, не принимаю затуманивающиесознание препараты, не балуюсь галлюциногенными грибами, не нюхаю клей.

– Алиночка, – всплеснула руками Манана, –никому и в голову не взбредет упрекнуть тебя в столь отвратительных привычках!